сторонам, подмечая малейшее покачивание ветки. Мальчики, конечно, уже идут сюда, и если на этой делянке есть лисица, она вот-вот покажется: обычно она или выбегает из чащи, как только начинается травля, или точно выжидает, пока застрелят всех глупых зайцев, а потом внезапно пересекает просеку.
Прошло несколько минут. Появился заяц и скрылся где-то за спиной пощадившего его охотника. Он и в лису выстрелил только потому, что был уверен, что выдры на этой делянке нет.
Вот с шумным негодованием взлетел фазан-петух, потом совсем близко на просеку выбежали две косули. Уже доносился стук мальчиков, а лесник все стоял и думал, зачем выдра пришла в эту скалистую местность. А если пришла сюда, то и успела уйти, ведь выдры, если уж пускаются в странствия, что с ними происходит редко, проделывают длинный путь. Поглощенный этими мыслями, он поджидал мальчиков, чтобы поискать вместе с ними кабана, как вдруг с молниеносной быстротой перед ним пронеслась огромная лисица. Он выстрелил, но поздно — было видно, как дробинки пробили иней на траве, — второй выстрел оказался удачней, и лиса, с шумом перекувырнувшись, растянулась в кустах.
Пышные усы лесника приподнялись в улыбке, — он поздравил и похвалил себя за меткий выстрел, но тут же остолбенел.
«Господи! Кто это? Ох! Если я ее…»
Мысли у него в голове пронеслись с невероятной быстротой, и в какую-то долю секунды он понял все. Вспомнил, как в первый и единственный раз убил выдру. Он словно сжимал в руках свое прежнее, старое ружье, видел лунную ночь. Но знал, что ружье у него сейчас не заряжено и перезарядить его он не успеет. Знал, что такую огромную выдру сроду не видывал и не увидит. Знал, что лучше не рассказывать об этом жене, которая даст ему тысячу советов, как надо было бы действовать, чтобы поставить мировой рекорд, убить этого гигантского зверя. Но знал также, что все ей расскажет, ведь иначе он и сам потом усомнится в реальности этого чудесного видения.
Все знал лесник, однако стоял, растерянный и беспомощный, с незаряженным ружьем, а Лутра тем временем выполз на широкую просеку и, точно призрак, скрылся в кустах.
— Ох! — вырвалось у лесника, ведь рухнули все планы травли: гонная выдра не будет стоять на месте, а в нескольких шагах отсюда начинается чужой участок.
— Ох, ох! — вздохнул он так глубоко, что кончики усов взметнулись, как крылья погибающей птицы, и даже не взглянул на Валета, мчавшегося по лисьему следу.
— Гав-гав, тут она бежала, тут она. Лежала, я слышал треск веток, сейчас принесу ее, сейчас. Вау-вау, тут она, тут она!
Схватив зубами дальнюю родственницу нашего приятеля Карака, он торжественным шагом понес ее хозяину.
—Прочь отсюда, Валет, глаза б мои не глядели на эту паршивую лисицу.
Удивленный пес опустил трофей на землю, но потом, взяв его, вновь подошел к леснику и положил лисицу у самых его ног.
— Ты, Валет, молодчина. Молодчина, мой пес, но вот беда: если бы не подвернулась эта проклятая лисица…
— Еще одна! — ликовал Йошка. — Какой удачный день!
—Да, удачный! Сиди здесь, Валет! Стереги добычу! Услышав приказ, пес только что не отдал честь и тотчас
сел возле своего поверженного врага.
— Идите сюда!
— Что там такое, папа ?
—Сейчас увидишь, — подойдя к следам Лутры, лесник вынул из сумки рулетку и, поглядев на мальчиков, сказал: — Здесь прошла самая большая в мире выдра, а у меня ружье не было заряжено.
Лутра и не знал, что его ценную шкуру спасла лисица. Все его внимание было сосредоточено на раздающемся позади шуме; треск выстрелов, незнакомая местность, шуршание падающего инея и тихий посвист встречного ветра привели его в такое замешательство, что он потерял ориентацию. Он видел, конечно, фигуру стоявшего за кустом охотника, но она была такой неподвижной и расплывчатой, что опасность представилась ему более отдаленной, чем была в действительности. Пошевельнись лесник хоть слегка, и Лутра моментально обратился бы в бегство, а так он не особенно встревоженный скрылся в чаще. Теперь, правда, он торопился, особенно когда до него долетел победный лай собаки. Поднявшись на горный выступ, он прошмыгнул между мертвыми скалами и, бросив взгляд на окутанную дымкой долину, дальше пополз медленней, — ведь все звуки позади стихли, а он не любил бродяжничать днем.
Ландшафт становился все суровее. На этом, северном, склоне росло лишь, с трудом пробившись меж камней, несколько неприхотливых кустов можжевельника, два-три уродца буковых деревца, которые, прожив с полсотни лет, не достигли и пятиметровой высоты, и у подножия снежной вершины чахлая травка, украшенная мертвыми цветами инея.
У отвесной стены Лутра принюхался и, приметив темную расселину, направился к ней. Остановившись на ее краю, он навострил уши. Там, за глубокой трещиной шел, как он безошибочно чувствовал, длинный коридор, где вполне можно укрыться. Он заполз туда, и сразу к холодным запахам примешалось какое-то теплое живое испарение, не предвещавшее опасности. Лутра медленно поднимался по извилистому проходу и с удовольствием ощущал под лапами мелкий затверделый сухой песок. Коварный ветер и туманы на протяжении тысячелетий выветривали его из скал, а может быть, его размельчили камешки, которые катил вниз бушевавший здесь некогда поток. Но Лутра был практиком, и эти геологические вопросы его не занимали. Глаза у него уже привыкли к темноте, и он полз, время от времени останавливаясь и принюхиваясь, пока наконец толстый слой песка на низком карнизе не показался ему подходящим местом для отдыха. Подняв обычно низко опущенную голову, он принялся взбираться туда и вдруг остановился. Будь он человеком, то воскликнул бы:
— Ну и ну, да что же это такое?
Однако Лутра был выдрой и ничего не сказал, но, вспрыгнув на карниз, тотчас стал осматриваться, примеряясь, как добраться до висевшей высоко в воздухе пищи: в трещинах пещерного свода спали сотни летучих мышей.
