бессилия смирившись со своими муками, и смотрел на все это, осознавая, что осталось жить считанные минуты. Оказывающий ему помощь сослуживец убрал руки мученика с живота, чтобы приступить к перевязке. Солдат с другого конца воронки переместился ближе к двум немцам и стал участвовать в оказании помощи. Окружающая обстановка успокаивалась с каждой минутой, в округе и за горизонтом стоял приглушенный гул, а на месте этого боя всё стало утихать. Были слышны лишь отдельные выстрелы, которыми стороны обменялись после завершения атаки.
— Старайся с ним разговаривать, но так, чтобы он отвечал односложно, иначе его живот будет слишком напрягаться, — сказал неизвестный, подкладывая под ноги раненого шинель из солдатского снаряжения, которая валялась неподалеку.
— К-к-как тебя зовут? — заикаясь, спросил немец у раненого товарища.
— Руди, Руди Байер.
— О-о-откуда ты, Ру-у-уди Байер?
— Из Германии, — шуткой ответил Руди. По одной улыбке этого парня можно было сказать о его добродушии и житейской простоте.
— А из какого ты города, Руди Б-б-байер?
— Из Оффенбаха.
— А семья, у тебя есть с-семья? они ждут тебя?
— Сын, у меня недавно родился сын, — ответил Руди.
Неожиданно он вскрикнул, когда незнакомец прижал бинт к его животу и стал оборачивать его вокруг тела.
— Все, повязка готова, кровь будет впитываться в нее. Мы здесь надолго застряли. Твоему другу срочно нужно в госпиталь, иначе он умрет, — сказал незнакомец и отполз обратно, в другой конец воронки.
Неожиданно раненый запаниковал и стал стонать, выпучив глаза на солдата. Немец, сидевший рядом, в непонимании стал расспрашивать о его беспокойстве, и тот, еле подняв руку, указал пальцем на незнакомца, еще сильнее выкатив глаза. На полностью вымазанной грязью форме был маленький участок голубого цвета. Солдат смотрел на них обоих и не понимал их негодования.
— Француз, француз, — с тревогой проговорил Руди. Второй немец с еще большим страхом посмотрел на сидящего перед ними солдата. Тот понял причину их боязни, но даже не подал виду. Перед ним были двое мальчишек, которых он мог в один миг отправить на тот свет, но по своим личным причинам он этого не сделал, а просто сидел и смотрел на них абсолютно безучастным взглядом.
Французская форма времен Первой мировой войны сильно бросалась в глаза противнику на поле боя — от всех других униформ ее отличал сине-голубой цвет, который сразу выдавал в солдатах бойцов французской армии. Двое молоденьких немцев, не знающих даже толком, как заряжается винтовка, в силу отсутствия опыта не узнали в сидящем рядом с ними солдате врага. Находясь первый день на фронте, они даже понятия не имели, какая форма у французов, а все разговоры в учебке о «голубых мундирах» вылетели из головы. Неожиданно француз произнес:
— Да, я французский сержант и в данной ситуации считаю бессмысленным лить кровь друг друга. Мы сегодня уже изрядно повоевали, хватит. Убив друг друга, мы ничего не добьемся этим. От вашей или моей смерти не зависит исход войны.
— Д-да, — опять заикаясь от страха, пролепетал немец.
— Все мы когда-то умрем, это только вопрос времени, — слабо протянул Руди.
— А ты молчи лучше, не разговаривай, а то живот напрягаешь. Возможности отправить тебя в госпиталь нету, поэтому лучше не усугубляй положение лишний раз, — приказал француз.
Беседу прервала пулеметная очередь со стороны немецких окопов. В этот момент на другом конце поля разыгралось целое представление. Французский солдат, во время прошлой атаки прыгнувший в одну из сотен воронок, пытался вернуться на свои позиции. Со стороны французской линии обороны ему кричали, подбадривая возгласами, и время от времени прикрывали винтовочным огнем, прицельно стреляя в щиток пулемета. Каждый такой прикрывающий выстрел давал возможность бойцу перебежать из одной воронки в другую, но очередная пуля настигла его.
— Отсюда невозможно выбраться, — проговорил француз, — следят за каждым движением.
В этот момент Руди Байер начал бледнеть, он лежал на скате воронки со стеклянным взглядом. Его дыхание было слабым, а губы двигались медленно, глаза смотрели неподвижно и прямо перед собой. Руди уже не реагировал ни на слова, ни на окружающую обстановку, в глазах всё мутнело.
— Он умирает, — произнес француз, — через минуту все будет кончено.
Немец и француз смотрели на Руди и ничем не могли ему помочь. Он умирал прямо у них на глазах; было заметно, как смерть медленно забирает его. Спустя несколько минут его глаза еле-еле повернулись в сторону сидевших, и он пристально глянул на них с приоткрытым ртом, полностью ослабленный. Дыхание его замедлялось, а выражение лица принимало все более и более расслабленный вид, глаза медленно, чуть подрагивая, закрывались, и он уже был не в состоянии фокусировать взгляд. Он смотрел на них; через секунду его зрачки резко расширились, а руки перестали дрожать. Это был конец.
Вдруг тело второго немца резко встряхнуло судорогой, словно его ударило током. Француз наблюдал за этим процессом абсолютно равнодушно и цинично.
— Как тебя зовут, солдат? — произнес он.
— Гольц, р-ряд-д-дов-вой Гольц, — испуганно пробормотал немец, осознавая, что он остался с врагом один на один и никого нет рядом. Он жутко боялся, что француз убьет его в любую секунду.
— Я так понимаю это фамилия, а имя? — повторил тот.
— В-вернер, В-в-вернер Г-гольц. А вас как з-з-зовут? — заикаясь, переспросил немец, пытаясь инстинктивно нащупать контакт и опасаясь, что пришел черед и ему быть убитым.
— Сержант Франсуа Дюфур, — расстегивая верхнюю пуговицу кителя, ответил француз. — Новобранец?
— Я? нет, т-то есть да, п-п-первый день на п-п-передовой, — боязливо ответил Вернер.
— Господи, немцы уже детей сюда присылают…
— Мне 18, месье, — ответил Вернер, вспомнив мысленно книгу «Три мушкетера» и как надо обращаться к французам.
— Понятно, что не 40.
— А почему В-вы так х-х-хорошо знаете немецкий язык?
— Знаю и все. Значит, были на то причины, чтобы выучить его, — ответил француз с абсолютным спокойствием. Его состояние можно было описать только так — будто он сидел с другом у себя на заднем дворе. Его не волновало, что с минуту назад перед ним умер человек, что он находится в воронке, и выхода отсюда нет. Вернера пугало это, и он не понимал подобного поведения. Он не знал, что делать.
— У твоего друга должна быть в рюкзаке еда или вода, достань, — попросил Франсуа.
— Но ведь это его рюкзак, нельзя брать чужое.
— Эй, парень, ты не в суде, ты на войне, и нужно к этому привыкнуть. С таким настроем ты здесь подохнешь завтра же с голоду. Давай снимем его рюкзак, пока окоченение не наступило.
Через некоторое время они вдвоем перевернули мертвого немца и сняли с него портфель, после чего оставили его лежать в том самом положении, в котором он умер.
— Нам повезет, если мы тут пробудем всего ночь, а иначе, через некоторое время, твой друг и остальные начнут гнить и вонять, — снова цинично сказал француз.
Вернер смотрел на него и не находил слов, чтобы сказать что-то. Он просто никогда не был в такой ситуации и даже не мог представить себе, как ведут себя люди в такой обстановке. Его психика не могла переварить все это.
— Как мы отсюда будем выбираться? — спросил он с небольшой дрожью в голосе.
— Я предлагаю два варианта. Когда будет немецкая атака, я притворяюсь мертвым, а ты вливаешься в свою толпу и атакуешь с ними, а дальше бог тебе в помощь. После чего во время атаки французов я сделаю то же самое. Или наоборот, в зависимости от того, чья атака будет первой, — быстро и чуть задыхаясь сказал Франсуа, заряжая винтовку. — Или второй вариант, — шмыгая носом, добавил он, — когда будет перемирие, чтобы убрать трупы, и обе стороны выйдут из окопов, стрельбы не будет, и мы сможем встать и разойтись, каждый в свою сторону. Посмотрим, какой из этих вариантов произойдет быстрее.
