сумрак. — Именно меня.
На звук ее голоса Феликс резко распрямился.
Она стояла перед ним — светлая, сияющая. Незнакомая и загадочная. Близкая и далекая.
Звезда.
С лицом Феликса произошла поразительная метаморфоза. Глаза увеличились раза в три, брови взлетели под челку, удлиненное лицо стало совсем вытянутым.
— Корвалол у меня с собой, Феликс, — послышался смеющийся голос Леночки. — Капель тридцать хватит?
— Лучше весь флакон, — пробормотал Ипатов-младший, шумно выдохнув.
Он пятерней взлохматил волосы и потрясенно улыбнулся:
— Черт возьми!
Прошла целая минута. Он продолжал стоять, не смея приблизиться к Радмиле, не отрывая агатовых глаз от светящейся фигуры.
На нее еще никто
У Радмилы под этим демоническим взглядом начала кружиться голова, а в голове — мысль, что она сейчас упадет в обморок.
Вдруг улыбка стерлась с губ Феликса, на лицо легли тени, и Ипатов, резко отвернувшись, жестко приказал:
— Садитесь на этот стул, что освещен прожектором. Начнем работать.
И после она целую вечность общалась с совершенно незнакомым человеком. Одержимым маньяком, который не знал жалости, не слышал мольбы и стонов, не видел страдальческих взглядов. Который делал все, что считал нужным.
У нее заломило уши от бесконечных щелчков объектива, затекла спина, рот растянулся в загадочную улыбку и был не в состоянии вернуться на исходные позиции.
Болело все.
И сильнее всего — сердце.
— Думаю, пока достаточно, — произнес Феликс обычным голосом и закрыл объектив фотоаппарата. — «ОптикЛайф» дрогнет обязательно.
Он как будто не устал и не выдохся. Лицо оставалось таким же сумрачным, и в глазах ничего не отражалось. Он преспокойно отвернулся и принялся неторопливо убирать аппаратуру.
Радмила поднялась, проклиная все на свете. И особенно Ипатова-младшего, худшего из людей! Маньяк и садист! А сразу и не скажешь. На первый взгляд Феликс Ипатов — приличный молодой человек.
И о-очень интересный…
Радмила никогда так не уставала. Ее конечности почти не гнулись. Она доковыляла до маленькой комнатки-прихожей и упала на стул, вытянув ноги. Интересно, который час? Ночь давно вступила в свои права. Тишина царила на всех этажах огромного здания.
Спать не хотелось, но Радмила прикрыла глаза. Она полулежала и прислушивалась к себе. Внутри рушился мир. Весь ее прежний мир. Его острые обломки кололи и ранили сердце. Какое у нее чувствительное сердце, оказывается.
В незашторенное окно проникал густо-желтый свет фонарей, смешанный с лимонным лунным. Этот фантастический свет стекал по обессиленной женской фигуре, застывшей на стуле, причудливо высвечивая ее. Лунные отблески осторожно касались лица, превращая его в античную камею.
Сухой щелчок фотоаппарата заставил Радмилу вздрогнуть и открыть глаза, и ее тут же ослепила вспышка.
Она с возмущением и удивлением раскрыла рот, но Феликс уже скрылся в мастерской.
— И что это было? — крикнула она вдогонку.
В ответ — тишина.
Тут внезапно открылась входная дверь, и в проеме возник темный мужской силуэт.
— Я отличаюсь от других отцов тем, что всегда знаю, где могу по ночам обнаружить своего единственного сыночка, — ехидно произнес силуэт голосом Ипатова-старшего. — И каждый раз в новой компании.
Над головой вспыхнул свет люстры. Пока Радмила, чертыхаясь про себя, моргала ресницами, Виталий Викторович ее рассматривал самым внимательным образом. И взгляд это был совсем не отеческим.
— Какими судьбами, папа? — Феликс вновь объявился в прихожей. — Как всегда, просто мимо проходил? В половине второго ночи?
— Именно, сынуля, именно, — ухмыльнулся Ипатов-старший, по-прежнему бесцеремонно изучая загадочную особу. — Я, знаешь ли, постоянно ночью гуляю возле своей работы. И частенько меня поджидают чудные открытия.
Феликс засунул руки в карманы джинсов и склонил голову набок. Выражение его лица стало чрезвычайно заинтересованным.
— Сын, ты бы меня познакомил со своей прелестной дамой. — Голос Виталия Викторовича наполнился соблазнительной бархатистой мягкостью. — Очень жажду.
«Прелестная дама» мечтала провалиться сквозь все тринадцать этажей. В преисподнюю. Там гораздо спокойнее, чем в офисе 1113а.
— Сам знакомься, — каверзно ухмыльнулся Ипатов-младший.
— И познакомлюсь. Девушка, позвольте представиться — Ипатов Виталий Викторович — генеральный директор рекламного агентства «Триколор».
Радмила искоса посмотрела на наблюдающего за сценой Феликса. Мерзавец, стоит и потешается. Ну ладно же!
— Радмила Туманова, — произнесла она, вскидывая голову и улыбаясь директору по-акульи — чересчур широко.
— Радмила… — Виталий Викторович прикрыл глаза. — Как странно, имя редкое, но я его слышал совсем недавно. Оно принадлежало…
Тут Ипатов-старший внезапно осекся и с дичайшим выражением уставился на Радмилу. Она по- прежнему улыбалась. Но уже как ведьма.
— Вы? — просипел директор.
— Я!
Виталий Викторович буквально отпрыгнул от нее. Издевательский смешок единственного сыночка ожег уши Ипатова-старшего.
— Что, папочка, познакомился?
— Ну, знаете ли, — пробормотал Виталий Викторович, глубоко выдохнул и внезапно расхохотался, запрокинув голову. — Бог ты мой, Радмила. Что стало с вашим носом?
— Он на месте.
— Это не ваш нос.
— Мой.
— Не верю.
— И напрасно.
Тут директор склонился над девушкой, и та испуганно вжалась в спинку кресла, потому что выражение у директора было такое, будто он собирался отвинтить ее нос и проверить его подлинность.
Феликс тоже подошел к стулу. Радмила немедленно вспыхнула. И почему на нее этот каверзный Ипатов-младший действует, как зажженный трут на смолу?
Виталий Викторович нарочито медленно распрямился и посмотрел на них внимательно и придирчиво, а после неожиданно произнес:
— Феликс, сынуля, ты, наверное, безумно устал. У тебя совершенно ненормированный рабочий день.
