Вот, значит, как… радист Стась Дымов.
Везет мне сегодня на фото… улыбающиеся.
Хотел статью прилагающуюся изучить — и, как назло, шаги на лестнице. Я журнал захлопнул, пачку обратно за кровать спихнул, сам плюхнулся — ноги вытянул, руки за голову. Лежу с таким видом, словно с момента ее ухода как любовался потолком, так и сейчас любуюсь, и в целом свете краше паутины в углу для меня зрелища нет.
— Как тебе запах?
Запах и вправду был что надо. От двух маленьких — глотка на четыре от силы! — чашечек такой аромат по комнате шел, что на роту Боссов хватило бы…
— Жалко только, — вздыхает, — сливок нет.
— Да ладно, — говорю, — переживём.
Я сел, потянулся было к чашке…
— Нет, не надо…горячее еще…
Стаська поднос с чашечками на тумбочку поставила, сама рядом на кровать села, головку мне на плечо пристроила. Я ее приобнял осторожно — и в следующий миг, сам не знаю, как получилось, но мы уже лежали.
— Слышишь?
— Что?
Я слышал только далекий шум моторов, но она имела в виду что-то другое.
— Дождь…
И в самом деле — тихое совсем тук-тук-тук за окном.
— Не хочу никуда уходить отсюда, — тихо шепчет моя — теперь уже точно! — княжна, прижимаясь ко мне. — Так уютно… спокойно… Эрик, — приподнялась, заглянула в глаза, — давай спрячемся здесь от всех? Просто спрячемся — ты и я. Должно же быть где-то место, где нет этой проклятой войны ?
Я только вздохнул тяжело.
Может, думаю, где-то такое место и есть, но очень где-то. Потому как, судя по тем новостям, что оберфункмейстер Рабинович из мирового эфира вылавливает, народец на нашем шарике с ума посходил абсолютно повсеместно, вне зависимости от географических широт, цвета кожи или, допустим, вероисповедания. Все с цепей посрывались — и первым делом в глотку ближнему вгрызлись… а кому ближних не хватило, те за дальних принялись.
— Не получится.
— Почему?
— Просто не получится, малыш. И, — шепчу, — лучше не будем сейчас об этом. Времени у нас не так чтоб очень — три часа, а может, уже и чуть меньше… но эти
— Эрик…
— Стаська…
Мне очень нравилось смотреть, как она раздевается. В смысле — сам процесс. Со Стаськой это было не «когда ж ты, дура, наконец, свои тряпки скинешь», а вполне самоценное действо — сидеть и зачарованно наблюдать, как из недр униформы медленно появляется она… моя женщина. Самое волнующее, самое будоражащее, самое… пресамое зрелище на свете. Моя. Любимая. Единственная и неповторимая! Моя- моя-моя… этот рефрен вспыхивал у меня в голове при каждом взгляде, брошенном в ее сторону. Как только я до сих пор от зазнайства не лопнул — не знаю.
— Ми-илы-ый…
Княжна Туманова… забавно… если бы не война и Распад, мы наверняка бы никогда не встретились. Петроградская аристократка и парень из германского рабочего квартала — что могло быть общего в их судьбах? И даже были бы счастливы — каждый по-своему…
Но мы встретились! Мы полюбили друг друга наперекор всему! Пусть мир там, за окном, сходит с ума как ему угодно — здесь и сейчас я теряю разум лишь от прикосновения ее рук, от запаха ее кожи, от пушистой невесомости ее волос…
— Не спеши… у нас еще много времени…
— Да… много. Три часа — это почти вечность…
Мы словно открывали себя заново. Как тогда, в первый раз, в Курске, под вспышками осветительных ракет и трассеров, под аккомпанемент выстрелов и разрывов.
— Анастасия…
Маленький пушистый котенок, горячий ласковый комочек — и все равно ее было очень много, потому что я хотел прижать, обнять… объять ее всю — и мне это никак не удавалось!
— Ты-ы…мой.
— Любимая…
А потом тот остаток незамутненного сознания, который еще продолжал цепляться за реальность, сорвался и полетел вниз… в бесконечность…
Потом, когда все закончилось и мое тихое счастье уютно устроилось у меня на груди, я лежал и бездумно глядел на возносящийся к потолку сигаретный дым… тонкая сизая струйка, которая отчего-то текланевниз, а вверх.
Давно уже себя не чувствовал настолько опустошенным.
Нет, думаю, так не пойдет. Один раз уже расслабился так… до сих пор плечо порой дергает. А сейчас это как бы и вдвойне обидно — до Москвы, считай, один хороший бросок, а там восстание уже полыхает вовсю, сразу в трех районах. С прошлого вечера в радио надрываются. И на этот раз с боями в городе заморачиваться не придется — наша задача коридор пробить, а дальше синие сами разбираться будут.
К слову сказать, думаю, если передовые части 25-й с юга не подошли, — по идее, не должны, они еще со вчерашнего дня в какой-то шальной заслон уперлись! — то я вполне имею шанс стать первым кайзеровским офицером, вошедшим в Москву. Заехать в историю на белом коне, в смысле на зверике… а что? Москва, конечно, не Петроград, не столица, но тоже очень даже известный городок — Наполеон, помнится, не погнушался.
— Стась, — спрашиваю тихо, — ты в гимназии историю учила?
— Да. Ачто?
— Кроме Наполеона брал Москву кто-нибудь или нет?
Стаська приподнялась налокте, глянула с удивлением.
— Кроме Бонапарта, — уточняет, — Тохтамыш… хан. И другие разные татары. Только давно это было очень.
Татары, как я помнил, были задумчивыми такими узкоглазыми ребятами, которые сидели-сидели в своей степи, а потом вдруг раз-з — и учинили великий завоевательный поход, на манер гуннов с их Аттилой.
— Что ж, — замечаю, — значит, третьим буду.
— Тогда, — задумчиво так говорит Стаська, — надо еще и поляков добавить, которые с Лжедмитрием в Смуту приходили.
— Ну вот, — вздыхаю. —Я-то думал, в историю войду, а выясняется — кто только эту вашу Москву не брал…
— Между прочим, — обиженно говорит Стаська, — Берлин русская армия тоже брала.
— Интересно… это когда ж такое было ?
— При Фридрихе Втором.
Что-то не припоминаю я такого прискорбного факта в наших школьных учебниках. Впрочем, есть у меня тихое подозрение, что те учебники, по которым моя малышка училась, правильнее. И вообще — ее бы образованность, да к моим погонам, отличный бы офицер получился.
Глянул на часы — минут сорок, в принципе, еще есть, но шевелиться уже стоит начинать.
— Ладно, — говорю, — подъем… радист Дымов.
С кофе обидно получилось — остыл он. То есть мы, конечно, его и холодным вылакали за милую душу, но это уже все-таки ощущения далеко не те. Жалко.
Гауптман Фрикс, как выяснилось, все еще болтался километрах в восьми позади, пытаясь протолкнуть
