Хантера. Если так, то это хорошо объясняет ее вчерашние чувства, эту неожиданно возникшую страсть… Бет встряхнула головой. А это уже просто бред какой-то! Что она делает? Рассудком пытается объяснить необъяснимое.
И вообще все это теперь не имеет значения. Ведь Джошуа ясно дал ей понять, что не интересуется ею.
— Ох, Бетти! — воскликнула Грейс, прервав ее унылые размышления. — Я совсем забыла! Надо бы приготовить побольше еды, добавить яиц и бекона. Они заявятся с минуты на минуту.
— Они? Кто это они?
— Стюарт и Джошуа. Они идут к нам завтракать. Не знаю, что у них стряслось, но только они уже вышли сюда. Ну да ладно, когда они придут, я что-нибудь приготовлю. Давайте, ребята, ешьте, пока горячее.
И вот чуть ли не впервые в жизни Бет почувствовала, что ей изменяет аппетит. Сообщение настолько выбило ее из колеи, что сначала она и двух слов связать не могла, чтобы ответить Грейс, какого она мнения об этой идее — еще раз готовить завтрак.
Но прошло минут пятнадцать, а Хантеров не было. Расстроенная, Грейс решила, что с ними случилось что-то серьезное, новой еды готовить пока не стала, а сама съела всего лишь один тост с яйцом, не переставая поглядывать в сторону лагеря геологов.
— Ну, ребята, — наконец сказала она, когда все поели и сидели, словно ожидая чего-то. — Думаю, они не придут. Давайте-ка приниматься за работу. Для начала обсудим план сегодняшних съемок. Это наш последний день здесь. Я связалась по радио со своими друзьями из геологической службы Ванкувера. Их вертолет выдернет нас отсюда, но у него жесткое расписание, так что у нас и часу не будет лишнего. Все придется доснять сегодня. Завтра надо свернуть лагерь и к трем часам быть в условленной точке. — Она повернулась к Бет: — Детка, я бы хотела, чтобы ты сходила к тому месту, где мы позавчера видели муравьев. Помнишь тот застывший грязевой поток?
Бет кивнула, она помнила это место в четверти мили от лагеря, если идти в южном направлении.
— Мне бы хотелось, чтобы ты пощелкала эту мелкоту. Если нам с Филом удастся еще снять то, что я задумала, эффект может получиться ошеломляющий. Я решила переменить кое-что в сценарии. Пошел такой материал, который просто вынуждает нас переставить в фильме смысловые акценты. Не понимаю, почему я этого раньше не видела. Сегодня ночью меня, что называется, осенило.
— Грейс, ради всего святого, объясни толком, в чем дело?
Бет и другие заулыбались, зная привычку начальницы вести свою мысль окольными путями и вечно чего-то недоговаривать.
— Ох, прости, разве я не сказала? — Она усмехнулась и затем продолжила: — Моя идея заключается вот в чем: всему свое время. Ты ведь знаешь, у Екклесиаста… Не помню точно, но примерно так: время рождаться, и время умирать; время войне, и время миру; время любить, и время ненавидеть… Я даже не уверена, что произношу в том же порядке, в каком это идет в книге. Кто-нибудь помнит это место?
Ни один из присутствующих не смог бы дословно воспроизвести древний текст, а потому все промолчали.
— Ну хорошо, я посмотрю, когда мы вернемся домой. Но эти контрасты здорово можно обыграть. Все, что мы сняли, — прекрасная иллюстрация к этим словам, которые мы поставим эпиграфом фильма.
— Звучит заманчиво. Но как ты додумалась? — спросила Бет.
— Меня Стюарт подтолкнул. Прошлым вечером мы долго говорили. — При этих словах она вновь посмотрела в сторону лагеря Хантеров. Ее зеленые глаза, обычно веселые, сейчас выражали тревогу. — Мы говорили о жизни, о любви, о потерях, о том, как действует на людей разлука. Ну и все такое прочее в том же роде… — закончила она с присущей ей небрежной неопределенностью.
Но Бет не проведешь. Грейс явно расстроена чем-то… Вчерашней беседой со Стюартом Хантером? Она обязательно расспросит старшую подругу, когда они останутся одни.
— Ну хорошо, за дело, друзья мои! Бет, ты пойдешь по тропе, которую мы отметили от того селевого потока. С тех пор как мы там прошли, осадков почти не было, так что опасности особой нет. А мы втроем поснимаем севернее, на краю застывшего потока лавы. Надеюсь, сможем записать несколько раскатов подземного гула и свист пара, вырывающегося из трещин. С тем, что снято и записано раньше, на получасовой фильм вполне хватит, даже останется.
Пока другие занялись подготовкой снаряжения, Бет осмотрелась вокруг. Когда они собирались в экспедицию, Грейс обсуждала вопрос о месте базирования лагеря со специалистами. Они предложили точку на нижнем уровне вулканического склона. Это позволяло съемочной группе избегать пространств, усеянных пеплом. Там не было засохших селевых потоков и скал, разрушенных огненными сходами лавы.
Но когда шесть дней назад они прибыли сюда вертолетом и подлетели к вулкану с юга, то обнаружили места, почти не поврежденные предыдущим извержением. Джайфордский национальный заповедник со своими мощноствольными высокими соснами не имел и намека на то, ради чего они прибыли к подножию вулкана. Миновав южный предел распространения лесного покрова, пилот снизился. На нижних уровнях склона видны были дюжины пешеходных экскурсий. Ярко-оранжевые куртки бегунов шустро скользили по маршрутным тропам.
После того как вертолет покружил над восточной стороной горы и пилот нашел место за пределами плато Абрахама, знакомого Бет по прежним научным изысканиям, они перелетели некую незримую черту между жизнью и смертью, и их взорам предстал участок, полностью пострадавший от извержения. На целые мили простиралась зона смерти. Нигде ни зеленого деревца, ни каких-либо иных следов жизни. Столько лет прошло, а гибель все еще царствовала тут, не дозволяя жизни вернуться в эти края. Все усеяно пеплом. Серый цвет преобладал, единственным контрастом ему служило коричневое. И лишь чистая голубизна небес оставляла надежду, что Господь не совсем забыл эту землю.
Но небо они увидели позже, уже разбив лагерь. А когда, выбрав подходящую площадку, казавшуюся чуть светлее остальной поверхности, они приземлились, эту небесную голубизну надолго застлали тучи взметнувшегося ввысь пепла.
Все вокруг казалось мертвым, но позже, исследовав нижние пределы поврежденной почвы, Бет обнаружила множество признаков возрождения. Жизнь надумала возвращаться, скрытно действуя под слоями пепла и засохшей грязи.
Впрочем, сейчас не время предаваться размышлениям, иначе не успеть выполнить всей назначенной ей работы.
Бет пошла в палатку за снаряжением. Задание у нее в общем и целом несложное. Вот только слегка ноющая лодыжка и подавленность, не отпускавшая ее со вчерашнего дня… Она забросила в спортивную сумку эластичный бинт, чтобы потом, выйдя из лагеря, перевязать ногу. Но лекарства для ноющей и страдающей души взять было неоткуда.
Закончив дорожные приготовления, Бет услышала скребущий звук и почти одеревенела от мрачного предчувствия, когда в палатку заглянул Фил, с головы до ног увешанный аппаратурой — видеокамерой, вспышками и прочим. Даже на спине у него болтались чехлы и футляры.
— Бетти, надо поговорить. Ты ведь тоже что-то хотела сказать, да?
Она кивнула, опасаясь, как бы это что-то не затянулось слишком надолго, и, захватив свое снаряжение, вышла. Фил за ней следом.
— Не помню, что случилось вчера вечером, — начал он без всякого предварения. — Знаю только, что слишком много выпил и потом чем-то обидел тебя. Но все действительно как в тумане…
И он довольно глуповато посмотрел на нее.
— Ох, Фил…
— Сам не понимаю, с чего я набрался этой дряни, — продолжал он. — Мог бы предвидеть. У меня вообще аллергия на алкоголь, даже на малые дозы, ты же знаешь. После Вьетнама я держусь подальше от этого дела. Бетти, ты простишь меня? Скажи, простишь?..
— Не огорчайся, Фил. Я не сержусь на тебя. Для человека, который совсем не пьет, простительно… Но дело не в том, Филипп…
— Бет, насчет Даны… — прервал он ее, вспомнив, очевидно, кое-что из того, что вроде бы совсем забыл. — Ох, ну да, она хорошенькая… красивая, можно сказать, женщина, но не имеет по отношению ко
