— Где… — начал Фрэнки.
— Ты будешь со мной, — сказал Когэн. — И мы с тобой будем там, где будет он.
— Господи, — сказал Фрэнки, — я так не могу. Он меня увидит, пиздец. Поймет, какая-то лажа. Я так не могу. Я тебе скажу — скажу тебе, где он будет. Это я сделаю. Но — он же мой друг. Я так не могу.
— Ладно, — сказал Когэн, — хорошо. Это — ты тогда, значит, наверно, сделал другой выбор.
Фрэнки уставился на Когэна. Тот не шевельнулся. Фрэнки сказал:
— Мне точно так надо?
Когэн кивнул.
— От и до? — спросил Фрэнки.
Когэн кивнул.
— Надо там быть и прочее?
Когэн кивнул.
— Тут не, — сказал Фрэнки, — тут не в том штука, что я что-то могу, чего никто на свете больше не сможет. Не в этом дело. Ты — наверняка сотни ребят есть, кого ты можешь себе взять. Я же тебе не нужен.
— Неправильно, — сказал Когэн. Он положил руку на плечо Фрэнки. — Фрэнк, — сказал он, — штука не в том, что я не понимаю, о чем ты думаешь, да? Но вот тут у нас проблема. И отчасти она в том, что тут виноват ты. Ты сделал ошибку. А теперь ты должен — надо поступить правильно. Надо показать — ты понимаешь, что сделал ошибку, и теперь должен все исправить. Иначе ребята узнают, что ты ошибся, да? И вот тогда они наверняка захотят, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал, как с Трэттменом. Он ничего правильного так и не сделал.
Фрэнки кивнул.
18
Фрэнки быстро провел «голд-дастер» сквозь арку с оранжевыми фонарями и поехал по изгибам дорожек «Стюарт-Мэнора». Жилые комплексы были двухэтажными, первый этаж — вертикальная доска красного дерева, второй — деревянно-кирпичный, оштукатуренный. На стоянках полно «фольксвагенов», «камаро», «мустангов» и «барракуд». Над каждой дверью — подвесные фонари с оранжевыми лампочками.
— Хосс-поди, — произнес Когэн. — Наконец-то добрался. Я в раю у макаронников.
Некрупные шины «дастера» визжали, когда Фрэнки закладывал по дорожкам виражи к третьему комплексу.
— Это для одиноких, — сказал Фрэнки. — Тут полагается жить, если хочешь ебаться.
— Надо очень этого хотеть, чтоб тащиться на поебку в Нью-Гэмпшир, — сказал Когэн.
— Да тут не так уж и далеко, — ответил Фрэнки. — Я так же думал, а Джонни как-то раз занят был ночью, и мне ее пришлось сюда везти. Не очень далеко.
— По мне, так вполне, — сказал Когэн. — Что еще раз доказывает. Говно чувак.
— Не он же решает, где девки живут, — сказал Фрэнки. Завернул на свободный участок, выключил двигатель и фары.
— Не он решает, — сказал Когэн. — Точка.
— Джеки, — сказал Фрэнки, — на самом деле он неплохой чувак, знаешь? Совсем не плохой он чувак.
Когэн съехал ниже по сиденью. Замшевая куртка встала колом у него на плечах. Он закрыл глаза.
— Все они неплохие, — сказал он. — Все они прекрасные ребята. Только думать начинают, знаешь?
— Он со мной всегда порядочно, — сказал Фрэнки.
— Еще бы, — ответил Когэн. — Почти на шесть лет тебя в крытую отправил.
— Он же не виноват, — сказал Фрэнки.
— Детка, — сказал Когэн, — когда кто-то что-то делает, и кто-то, и он кого-то берет, и они садятся, блядь, поэтому, только он и виноват. Такое правило.
— Он не виноват, — повторил Фрэнки.
— Тогда и ты тут не виноват, — сказал Когэн. — Если он не виноват, то и ты не виноват.
— Он не хотел, — сказал Фрэнки.
— Это здесь ни при чем, — сказал Когэн. — Вообще никак сюда.
За «дастером» проехала синяя «рэлли-нова».
— Это они? — спросил Когэн.
— Не-а, — ответил Фрэнки. — Джон — у Джона «ривьера».
— Я знаю, что у него, — сказал Когэн. — А знать я хочу, они это или нет.
— Не, — сказал Когэн. — Я бы сказал, если б они. Ты неправильно его понял, вот что. С кичей ему хуже пришлось, чем мне, у него ж семья и все такое.
— Ему больше не придется, — сказал Когэн.
— Он сам же ярмо надел, — сказал Фрэнки. — А мог бы на нас звякнуть.
— В каком-то смысле, — сказал Когэн, — он и звякнул.
— Не звякнул, — сказал Фрэнки. — Нихера не запел.
— Может, про тебя не запел, — сказал Когэн. — А кого-то спалил.
— Насчет чего? — спросил Фрэнки. — Что там было палить?
— Он знает, как так получается, — сказал Когэн. — Ну, как должно получаться, во всяком случае. Знает.
— Что он знает? — спросил Фрэнки.
— Про Доктора слыхал? — спросил Когэн.
— Ну да, да, — ответил Фрэнки. — Диллон говорит, он дуба дал. Я знаю.
— Когда это ты с Диллоном беседовал? — спросил Когэн.
— Я с ним не беседовал, — ответил Фрэнки. — Мне Джонни говорил — сказал, Диллон сказал, Доктор прижмурился.
— Он и прижмурился, — сказал Когэн.
— Ладно, — сказал Фрэнки. — И ты, и Джонни, и Диллон, вся кодла говорит, Доктор прижмурился. Подумаешь.
— Хорек говорит, дуба дал, — сказал Когэн.
— Джонни сказал, ему Диллон говорил, что Доктор дал дуба, — сказал Фрэнки.
— Вот говнюк, — сказал Когэн. — Ебаный блядский говнюк.
За «дастером» проехал коричневый «мэверик-грэббер».
— Опять не они, — сказал Фрэнки. — Почему?
— Потому что сам знает, — ответил Когэн. — Он сам, блядь, отлично знает, Доктор прижмурился.
— Откуда он знает? — спросил Фрэнки.
— Забашлял чуваку, — ответил Когэн. — Забашлял одному чуваку пять штук, чтоб потемнил Доктора.
— Хуй-ня, — сказал Фрэнки.
— Как его жену звать, — сказал Когэн, — хочешь, я б тебе сказал — сказал, как она выглядит и прочее, раньше такие здоровые кольца занговые в ушах носила? Конни.
— И чего? — спросил Фрэнки.
— Эта телка куш и передавала, — сказал Когэн. — За Докторову сраку. Думаешь, стал бы он башлять, если б не убедился, что дело сделано?
Фрэнки не ответил.
— А знаешь, Фрэнк, почему он Доктора убрал? — спросил Когэн.
