усматриваем одно из двух — принятие старого устава ЦКБФ, утвержденного съездом, или немедленный созыв съезда Балтийского флота».
Магнитский был ошеломлен. Чего-чего, а требования вернуться к уставу, отвергнутому Керенским, он не ожидал. Используя свои права председателя, Магнитский пытался сорвать обсуждение нашего заявления. Он убеждал, что лучше послать наших представителей в Центрофлот и с его помощью получить новый устав. Его предложение не прошло. Обсуждение нашего требования приняло бурный характер.
В ходе заседания даже эсеровские представители вынуждены были признать, что авторитет Центробалта упал, что нужно принимать какие-то меры. Большевики настаивали, пока суд да дело, руководствоваться старым уставом. По этому вопросу было составлено восемь проектов резолюции. В итоге за основу взяли предложение Е. С. Блохина, в целом выражавшее точку зрения большевиков.
Испугавшийся Магнитский переменил тактику. После перерыва его приверженцы начали вносить бесконечные поправки. Дело дошло до того, что Блохин снял с обсуждения свой измененный до неузнаваемости проект. Воспользовавшись заминкой, Магнитский зачитал приказ Керенского об отмене прежнего устава ЦКБФ. Не делая паузы, сказал:
— Ставлю вопрос на голосование — подчиняемся мы приказу или нет?
Такой нажим Магнитского на многих эсеров и меньшевиков оказал воздействие. Боясь попасть в число строптивых, они сдались. Соглашатели взяли верх.
Но мы особенно не унывали. Ход заседания показал, что наши позиции в Центробалте укрепляются.
[126]
Вскоре из Петрограда нас уведомили, что Центробалт должен прислать во ВЦИК двух своих делегатов. Мы избрали П. А. Вербицкого и Н. С. Веселкова, а заодно постановили, что Магнитский тоже должен принять участие в заседаниях ВЦИКа. Вместо него председателем ЦКБФ временно избрали Федора Степановича Аверичкина — матроса с «Кречета», члена РСДРП (б).
В повестку дня ближайшего заседания мы включили политический вопрос о смертной казни на фронте. И приняли по нему такую резолюцию: «ЦКБФ, обсудив вопрос о восстановлении смертной казни на фронте, с негодованием протестует против применения таких мер для восстановления дисциплины и поднятия мощи армии, предлагает Центрофлоту сделать срочное заявление Временному правительству о необходимости немедленной отмены смертной казни, нужной только империалистам, но не демократии».
Это была первая резолюция против политики Временного правительства, принятая Центробалтом после июльских дней. ЦКБФ вновь выходил на революционный путь.
Позиция большевиков еще более упрочилась, когда нам удалось провести решение о том, что на заседаниях Центробалта должны участвовать товарищи, входившие в состав его первого и второго созывов и недавно освобожденные из тюрем.
26 августа произошло событие, получившее широкую огласку среди моряков Балтийского флота. Узнав, что Временное правительство дало согласие на выезд за границу группе бывших приближенных Николая II и его семьи, команды многих кораблей выступили с протестом против этого решения. Матросы указывали, что среди бывших царедворцев есть люди, которым слишком хорошо известны военные тайны.
Правительство пропустило эти доводы мимо ушей. Тогда моряки обратились в Центробалт и Гельсингфорсский Совет, требуя своими силами задержать отъезжающих. На станцию Рихимяки был послан отряд.
Вернулся он скоро. Помню, я стоял на палубе «Полярной звезды», когда к пристани подошла большая группа вооруженных матросов. Они привели каких-то людей, одетых в штатское. Среди них были и женщины. Вокруг них быстро собралась толпа. До меня доносились раздраженные голоса:
— Чего цацкаться с царскими слугами?
— На месте надо прикончить выродков!.. Конвоиры с трудом сдерживали напор. В одном из моряков я узнал Михайлина — матроса с «Республики». Он про-
[127]
тиснулся к трапу, что-то сказал вахтенным. Арестованных и конвоиров пропустили без задержки. Увидев меня, Михайлин обрадовался:
— Слушай, Ховрин, скажи хоть ты — куда их девать?
— А что это за люди?
— Черт их знает!.. Одно известно — все с царского двора. Великих князей как будто нету. Все прислужники разные... Намаялся с ними, чтоб им пусто было! — Он снял бескозырку, вытер ладонью мокрый лоб и со злостью добавил: — Из-за них какой-то солдат на вокзале меня в бок двинул... уже тут, в Гельсингфорсе. Слишком горячие люди стали. Еле провели по городу... Так ты поясни, куда их девать?
К нам подошли несколько членов Центробалта. После короткого совета решили поместить арестованных в нижних каютах. Возле дверей поставили часовых.
Среди задержанных на станции Рихимяки действительно оказались близкие царской семье люди: тибетский врач Бадмаев с женой и дочерью (его услугами пользовались прежде всего многие представители императорского двора), чиновник министерства внутренних дел Манасевич-Мануйлов, не раз выполнявший поручения царской семьи, фрейлина Вырубова — приближенная бывшей императрицы, известная сплетница и интриганка. Всего — десять человек.
Некоторые члены Центробалта испугались случившегося, и особенно того, что арестованные оказались на «Полярной звезде». Стали думать, куда их определить.
Евгений Блохин, гальванер с «Петропавловска» (из анархистов), предложил разместить доставленных на лайбу и отбуксировать ее под защиту одного из боевых кораблей. На худой случай — переправить всех в тюрьму. Помощник генерального комиссара Временного правительства при командующем флотом Франкфурт, пришедший на заседание, слезно умолял не делать этого. Он боялся, как бы матросы не обидели царедворцев.
Спорили долго, решили временно оставить их на «Полярной звезде» и сообщить о них Центрофлоту.
Матросы были довольны тем, что Центробалт не позволил приближенным царя выехать за границу. По распоряжению Центрофлота их отправили в Петроград. Против этого никто не — стал возражать — не до этих особ стало: Корнилов поднял мятеж...
Утром 28 августа члены ЦКБФ были ознакомлены с призывом Центрофлота к балтийцам подняться на борьбу с корниловщиной, с телеграммой Керенского, где гово-
[128]
рилось о том, что народ должен преградить путь мятежникам, и, наконец, с телеграммой самого Корнилова, в которой он обвинял Керенского в провокации и клялся «спасти родину».
Все это для нас оказалось неожиданным. Особенно растерялись соглашатели. Большевики быстро сориентировались, приняли решение сразу же взять под контроль все средства связи Балтийского флота, информировать команды кораблей о мятеже Корнилова, запретить увольнения на берег, послать на боевые суда своих комиссаров.
В тот же день по инициативе Гельсингфорсского комитета РСДРП (б) на совместном заседании представителей всех демократических организаций города был образован Революционный комитет. В его руки перешла вся власть. От Центробалта членами ревкома были избраны четверо, среди них — Николай Измайлов.
В эти тревожные дни замечательно проявил себя член Центробалта матрос 2-го Балтийского экипажа Федор Кузьмин. Мы послали его в Центрофлот для связи. Там как раз собирались отправить в наступавшую на Петроград «дикую дивизию» матросскую делегацию. Кузьмину предложили возглавить эту группу. Он согласился. Агитаторы выехали на станции Дно, Антропшино и другие, где располагались эшелоны «дикой дивизии». Их беседы с горцами сыграли огромную роль. Моряки сумели убедить солдат, что реакционные офицеры обманули их, и конники отказались идти на Петроград, принимать участие в братоубийственной
