Самойловну Цетлин. Бывали и политические деятели и публицисты разных направлений: близкие по былой партийной принадлежности хозяев, как Брешковская, Фигнер, Керенский, не говоря о редакторах «Современных записок», к которым Цетлин был близок как сотрудник и как заведующий отделом стихов. Бывали и Милюков, Струве и более их умеренные и даже правые[75] .
Ср. еще со свидетельством С.Л. Полякова-Литовцева, который замечал, что «у Цетлиных бывало уютно, оживленно, интересно»:
Как общее правило, литераторы нисколько не обособлялись. Несколько русских салонов в Париже являлись местом общения интеллигенции вообще: политиков, общественных деятелей, писателей, художников. Много и часто собирались в гостиной М.С. и М.О. Цетлиных на рю де ла Фезандри, у Булонского леса, бывшей в некотором роде штаб-квартирой эсэровской интеллигенции, но где, однако, красный угол занимали, из писателей — И.А. Бунин, а из политиков — П.Н. Милюков[76].
В доме Цетлиных происходили культурные события всеэмигрантского ранга и значения. Так, например, 31 октября 1922 г. З. Гиппиус читала воспоминания о Блоке и Белом (ее доклад был опубликован в виде мемуарного эссе «Мой лунный друг» в № 1 альманаха «Окно», который в 1923 г. издавали Цетлины), а через полтора месяца, 16 декабря, у них же чествовали приехавший на заграничные гастроли МХАТ.
Говоря о кратком по времени издании альманаха «Окно» (всего увидело свет три выпуска), следует тем не менее сказать о его вполне ощутимом вкладе в литературу русской диаспоры, поскольку в нем печатались наиболее именитые авторы, оказавшиеся за пределами родного отечества: И. Бунин и А. Куприн, Д. Мережковский и З. Гиппиус, А. Ремизов и Б. Зайцев, К. Бальмонт и М. Цветаева… В дневнике В. Сосинского имеется запись, относящаяся к софийскому периоду его жизни (сделана 25 августа 1923 г.):
Вчера на той же траве того же возлюбленного парка Дода <Д. Резников> и я снова «странствовали по душам» и впервые удачно думали и философствовали в поводу у Льва Шестова[77].
Отрывки из философской прозы Л. Шестова «Странствие по душам» печатались в «Современных записках» и в «Окне» одновременно, и из данной дневниковой записи не вытекает с точностью, какой именно журнал читали молодые эмигранты Сосинский и Резников на траве «возлюбленного парка». Однако сам по себе тот факт, что «Окно» в начальную пору эмиграции выполняло (или по крайней мере потенциально могло выполнять) важную культуротворческую функцию, представляется весьма примечательным.
Именно докладом Цетлина «О литературной критике» открылась 5 февраля 1927 г. деятельность «Зеленой лампы» — литературно-философского общества, возникшего по инициативе Д. Мережковского и З. Гиппиус и сыгравшего значительную роль в духовной жизни русской эмиграции первой волны[78].
Вместе с франко-бельгийским поэтом А. Фонтена (Andre Fontainas) Михаил Осипович выпустил в свет в 1922 г. книгу переводов стихов Ф. Тютчева на французский язык[79], о чем сообщала не только парижская, но и российская пресса:
В Париже выходят избранные произведения Тютчева. Перевод (ритмической прозой) сделан Андре Фонтеном и Амари[80].
Последний прижизненный сборник стихов Цетлина — «Кровь снегу» — увидел свет накануне II Мировой войны, в 1939 г. В рецензии на него В. Вейдле замечал, что он представляет собой
как бы стихотворное дополнение, лирический отголосок превосходной книги того же автора «Декабристы», посвященной истории нашей дворянской революции и судьбе главных участников ее[81].
Декабристская тема одна из излюбленных в цетлинском творчестве: в «Современных записках» публиковался его очерк «О 14-м декабря»[82]; был помещен отзыв на три изданные в советской России книги, связанные с декабристской темой, — «Кюхля» Ю. Тынянова, «Роман декабриста» О. Булановой и «Мятежники» Г. Чулкова[83]; позднее, в 1933 г., в издательстве «Современные записки» вышел в свет роман «Декабристы. Судьба одного поколения»[84] (2-е изд. — 1954[85]), фрагменты которого — «Накануне» и «14-ое декабря» — печатались теми же «Современными записками» (соответственно: 1932. № 48. С. 247–273; № 49. С. 241–262). Основную читательскую оценку цетлинского романа можно было бы передать словами П. Бицилли, отметившего в своей рецензии, что автору «удалось <…> воспроизвести „дух“ декабризма, его своеобразный пафос, его трагическую поэзию»[86], и суждением К. Зайцева, писавшего:
… каждый штрих в этой книге, каждый эпитет, приуроченный к кому-либо из затронутых автором лиц, имеет какое-то и, по убеждению автора, достаточное обоснование в изученной им документации, а не является ни скороспелым плодом безответственной размашистости пера, ни сознательным домыслом «романтизирующего» историка-комментатора. Не в процессе квазибеллетристической и полупублицистической «писательской стряпни» создавалась эта книга, а в процессе вдумчивой и обстоятельной исследовательской работы[87].
Другой Зайцев, однофамилец предыдущего — Борис Константинович, — отреагировал на 2-е издание романа Цетлина (Декабристы. Судьба одного поколения. <N.Y.> Experiments, 1954) следующим образом:
М.О. Цетлин написал не роман, а книгу живой истории, в которой правдивыми красками изобразил картину русских бед, не сгущая, не преувеличивая ни в ту, ни в другую сторону.
Скорбное зрелище, — с грустью констатировал далее Зайцев. — Все как-то приходит не вовремя и не так, как бы надо. Может быть, и других не все гладко. История — всегда перечень преступлений и несчастий. Все-таки нам, кажется, особенно повезло[88].
В целом высокую оценку роману выставил В. Ходасевич, который в письме к М. Карповичу от 19 марта 1932 г. отмечал, что «Декабристы», «кажется, будут совсем недурны. Жидковато, бледновато по письму, но предмет он знает. Теперь это редкость»[89].
А в рецензии настоятельно рекомендовал вниманию «широкого круга читателей»
эту вдумчивую, очень человечную, со скромным, но тонким искусством написанную книгу, в которой занимательность повествования сочетается с обширностью суждений. Настоящее, непоказное знакомство автора с эпохой и специальной литературой о декабристах делают книгу Цетлина надежным руководством для ознакомления с одной из самых любопытных глав русской истории[90] .
То же отмечал Л. Кельберин, писавший, что
когда читаешь «Декабристов» Цетлина, невозможно усомниться в том, что для него сюжет этот не из тех, которые приходят, а такой, который сопровождает его всегда, который он глубоко понимает и любит, — настолько цельно все произведение, настолько живы лица, выведенные в нем[91].
Перед лицом смертельной опасности — оккупацией нацистами Парижа — семья Цетлиных
