почему-то не сделал этого, видимо, понадеявшись на надежность своей засады, и ошибся: он лежал все там же, у стены кирпичной уборной, и, когда Дато его увидел, уже умирал, чуть подергивая обутыми в сапоги ногами. Его затуманенный взгляд какое-то мгновение был устремлен на подползавшего к нему Дато, но тут же голова бессильно свалилась набок, и он затих.
Дато приподнялся, стоя на коленях, нажал на спусковой крючок и в исступлении выпустил в уже мертвое тело все оставшиеся в рожке патроны. Опустошив обойму, бросился к Кобе, но сделал всего несколько шагов и попятился, почти физически ощутив смертельный холод и пустоту, исходившие с того места, где лежало тело друга. Опять оказавшись перед домом, он направился к лестнице.
Мигом взбежал по ступеням, воодушевленный мелькнувшей в голове, как ему показалось, удачной идеей. Подойдя к окну, без всякой опаски выглянул, но, увы, и со второго этажа никого не увидел — ни на заднем дворе, ни у оврага. Он видел стог, сложенную из камня ограду и убитого около нее. Хорошо просматривались луг по эту сторону ограды, хлев и, частично, овраг. Справа, на краю луга, заметил окаймленную рядом камней игровую площадку, но боевиков нигде не было видно.
«Этим ублюдкам ни за что не догадаться проверить второй этаж. Нужно подождать, пока они забудут про осторожность, и тогда обязательно покажутся… обязательно высунут откуда-нибудь свои поганые рожи!» — лихорадочно думал Дато, но тут же понял, что не в состоянии ждать. Его охватила дикая жажда действия.
Проволочную сетку боевики в одном месте повалили. Дато почему-то бросился не к калитке, а именно туда, где она лежала на земле, перебежал через нее и остановился в изнеможении, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Какое-то мгновение стоял, задыхаясь и стараясь успокоиться, ему показалось, что сжимающая сердце тяжесть вроде бы отпустила, хотя на самом деле он задержался лишь на пару секунд. Однако, когда он подбежал ко второй сетке, страх одолел его, и он залег. Словно в наказание за этот страх, ногу свело судорогой. Острая боль как будто немного отвлекла, и он с удивлением понял, что страх понемногу отпускает его. К нему возвращались самообладание и способность мыслить: он вспомнил, что можно беспрепятственно пролезть под сеткой. Потащил сетку на себя одной рукой, потом обеими, и она подалась. Пришлось помучиться, чтобы одеждой не зацепиться за торчащие концы проволоки. Лежа под сеткой, остро ощущал свою беспомощность: все казалось, что кто-то в него целится и именно здесь, распластанного под этой проклятой сеткой, его и убьют.
Пополз к хлеву и некоторое время спустя почувствовал, что боль в судорожно сведенной мышце постепенно стихает. Вдруг, как по наитию, как будто кто-то приказал ему это сделать, Дато остановился и внимательно оглядел стог, сложенный из кукурузной ботвы. Чуть поодаль, у перевернутого вверх днищем и приспособленного под свинарник железного кузова грузовика, увидел притаившегося толстяка в камуфляжной куртке. Этот тоже был в сапогах, а камуфляжная куртка с закатанными рукавами была отмечена большими темными пятнами пота подмышками. Толстяк готовился перебежать к оврагу, но при этом с беспокойством поглядывал в сторону хлева. Там или находился его товарищ, или же он заметил что- то подозрительное.
Дато никак не мог решить, стрелять в толстяка или нет: ведь он сам был на открытом месте, почти на виду. Тут послышался резкий женский крик. Он донесся со стороны игровой площадки. Толстяк глянул в ту сторону. По тому, как он туда смотрел, было ясно, что он хорошо рассмотрел кричавшую. Очевидно, удивленный увиденным, он опять обернулся в сторону оврага и махнул рукой.
«Вот те на! Если бы я поторопился и убил его, ни в жизнь не догадался бы, что хромой залег в овраге. Место-то у него для засады отличное, а мне бы и в голову не пришло, что он затаился за хлевом… Да уж!.. Мог вляпаться, а скорее всего, так бы и пропал ни за грош!» — обрадованный таким удачным для него оборотом, Дато, уже не опасаясь хромого и больше не колеблясь, выпустил очередь в толстяка. Толстяк судорожно зацарапал воздух скрюченными руками и упал навзничь. Сознание того, что он и на сей раз сработал безошибочно, наполнило Дато удовлетворением.
Все, что произошло за эти несколько минут, пока что складывалось для него удачно. Если бы старуха не закричала, то и толстяк в камуфляже не выдал бы невольно местонахождение своего напарника, а возможно, и сам успел бы скрыться.
Со стороны игровой площадки показалась старуха. Ее опущенные руки были нелепо и беспомощно разведены ладонями вперед, как у малышей на детсадовском празднике, когда они, стоя на стуле и умирая от смущения, лепечут вызубренные в муках стишки. Она передвигалась как-то странно: пробежав несколько шагов, останавливалась и принималась вопить, затем смолкала и опять, мелко семеня, бежала дальше, все повторялось. За ней на значительно меньшей скорости по-медвежьи косолапил старик. Он не останавливался, как старуха, но, тем не менее, догнать ее не мог. Дато выстрелил в сторону женщины, сперва высоко над ее головой, потом пониже. Женщина поняла, что стреляют в нее, и упала на колени. Очевидно, от страха у нее подкосились ноги. Старуха оперлась руками о землю и попыталась подняться, но в это время до нее дотащился старик и поразительно быстрым движением сбил ее с ног. Старуха больше не вопила, однако не оставляла попыток встать и при этом каким-то образом продвигалась вперед. Дато выстрелил еще раз — пули пропели в метре над головами стариков. Старуха замерла, глаза ее забегали по сторонам, пытаясь обнаружить, кто же стреляет. Старик увидел Дато раньше ее, он подумал, что Дато целится в них, и закрыл лицо руками. Дато подал знак, чтобы они не поднимались, но они ничего не поняли, и потому он опять выстрелил. Наконец до старика дошло, что от них требовалось, и он навалился грудью на голову старухе, как будто хотел придушить ее.
Дато фактически ловил двух зайцев: принуждая стариков оставаться на месте в качестве приманки, он надеялся, что своими действиями запутает хромого и в случае удачи вынудит совершить ошибку. Расчет основывался на том, что хромой может подумать: в стариков стрелял один из боевиков, и тогда, позабыв об осторожности, он покинет свое убежище. Дато был очень доволен собой, выстраивая эту ловушку.
Однако сейчас самым главным было то, что он остался совершенно один, и вместе с острым, почти физически осязаемым страхом все происходящее вокруг, все, что его окружало, обрело реальность сна. У этого сна даже был сценарий: в нем он должен был убить хромого, засевшего в овраге. Он хотел его убить, это желание терзало невыносимо, как жажда, как ночной кошмар.
«Он боится меня, и поэтому я не должен бояться его, — внушал себе Дато. — Это же нелепо, чтобы мы одинаково боялись друг друга. Прямо как молодожены в первую брачную ночь!». Очень кстати вспомнилось шутливое сравнение майора, когда тот учил новичков преодолевать страх. Это слегка приободрило.
Стоило мысленно произнести Бог весть как всплывшую во взбаламученном сознании любимую майорскую сентенцию, как нахлынули другие воспоминания, точно кто-то диктовал, вернее, напоминал услышанные от майора и заученные однополчанами нехитрые афоризмы.
Старик оглянулся на Дато. Скорее всего он тоже не видел в овраге засаду хромого. Но неожиданно встал. Стал помогать подняться женщине. Они выпрямлялись со старческой медлительностью, с оханьем и кряхтением, затем повернулись и шатко затрусили к дальнему концу спортплощадки. Неловкими движениями они напоминали заводные игрушки. Старуха следовала за стариком и была вынуждена семенить мелкими шажками. Дато в душе обрадовался такому бессмысленному и опасному для стариков поступку и понимал, почему обрадовался, хотя признаться себе в этом не хотел: он подумал, что засевший в овраге хромой выстрелит в стариков и этим обнаружит себя. Он так остро осознал свою низость, что стыд заставил его необдуманно подняться. Он совсем не хотел подниматься, он противился этому, это съежился от стыда и поднялся кто-то другой, но не Дато.
Когда он встал, из раскрытого жилетного кармана выскользнул автоматный рожок и упал на землю. Тут же вспомнилось, как выпал рожок у Мамантия, когда тот бежал по дну оврага. Воспринял это как плохую примету и заставил себя выкинуть из головы неприятный эпизод.
Теперь сердце колотилось у него не только в груди, но и в ушах, висках и в растянутой связке ноги. Как будто он соревновался с самим собой, с самим собой и собственным сердцем, которое, казалось, вот-вот разорвется.
Он медленно двинулся с места. В сторону стариков даже не посмотрел. Они его уже не интересовали. Они выполнили свою миссию: благодаря им и толстяку он установил, что в овраге укрывался в засаде хромой боевик, и Дато даже имел представление, хотя и приблизительное, о его местонахождении.
Он только боялся обессилеть от чрезмерного напряжения. Скоро, буквально через пять шагов, должно было показаться каменистое ложе оврага. Он невольно бросил взгляд в сторону толстяка. Тот лежал
