- Родные мои, где же вы?! - надрывно произнёс поникший Аниканов.
Лишь ветер гулял в раскрытых настежь дверях дома да из-под сорванных ворот доносился жалобный визг. У стены дома зашевелился чёрно-рыжий клубок.
- Шарик, дорогой мой!
Пёс, увидев человека с автоматом, ещё сильнее заскулил, забился в нервной дрожи.
- Дурной ты, Шарик. Это же я... Ну, иди, иди ко мне...
Из кармана брюк он достал кусок сахару, бережно завёрнутый в тряпочку.
- Держи, на...
Недоверчиво покосившись на приманку, Шарик сел. Он, кажется, узнал хозяина, тявкнул и повиливая хвостом, подполз к Фёдору. Солдат схватил собаку, прижал к груди, стал целовать в мокрый нос.
- Что же ты молчишь, Шарик? Говори-и-и...
Вдруг сухо хлопнул винтовочный выстрел. Засевший в засаде немец целился в противника, но пулю приняла собака. Обмякшее тело Шарика выскользнуло из рук хозяина.
- Как же это? – не сразу осознал он случившееся.
Схватив автомат, Григорий дал короткую очередь в пролом стены. Оттуда со звоном выпала винтовка, воткнувшись штыком в полусгнившее бревно, а вслед за ней рухнул на землю убитый гитлеровец.
- Анатолий, прикрой! – скомандовал Григорий. – Мало ли кто тут ещё лазит…
Перешагнув через труп, он с Фёдором вошёл в дом. От разломанной печи тянуло застоявшейся гарью, кирпичная пыль толстым слоем покрыла провалившийся пол и стены.
- Придётся тебе поработать после войны! – оглядев обстановку признал Григорий. – Немцы хорошо похозяйничали.
- Лишь бы дожить…
В углу, на полу поблёскивали осколки разбитого зеркала. Ни кровати, ни стола, ни стульев не наблюдалось. Около двери валялся изуродованный чайник, Фёдор поднял его.
- Покупал с Надей в сельпо, - прошептал он и вышел наружу.
У соседнего дома Аниканов встретил деда Ерофея, колхозного конюха. Обхватив седую голову, тот сидел на обугленном бревне и плакал. Фёдор едва узнал его по неизменной суковатой палке, зажатой между колен.
- Ерофеич, где мои?
Старик посмотрел на солдата и, узнав соседа, махнул рукой, прошамкав беззубым ртом:
- Иди, догоняй жену... Многих увели ищо третьего дня копать окопы. Сказывали, куда-то на Дон... А матка и сестричка здесь...
- Где? Где они? - Фёдор взял старика за плечи, поднял и увлёк за собой.
- Да не туда тянешь... Не там они...
- Где же, где?
- Пойдём, покажу.
Опираясь на палку, дед шёл медленно, едва переставляя больные ноги. Фёдор спешил, он то забегал вперёд, то останавливался, поджидая старика. Григорий и Захаров шли за ними. Обогнув дровяной сарай, все остановились около старой яблони.
- Вот тут, - снимая шапку, сказал Ерофей и показал на свежий земляной холмик. – Когда немцы входили в станицу снаряд попал прямо в ваш дом.
- Как же это?
- Пойдём, Фёдор, - Захаров обнял товарища за вздрагивающие плечи. – Нам нужно полностью выбить немцев из станицы.
…Отделению автоматчиков сержанта Ивана Михайлюка удалось без потерь захватить штаб части, о котором говорили пленные немцы. Были захвачены штабные документы, знамя и взяты в плен три офицеры.
- Товарищ лейтенант. – Доложил командиру разведчиков Григорий, во время следующего короткого боя исполнявший обязанности наблюдателя. - К Чернышевской приближается большая колонна крытых автомашин с пехотой и несколько танков.
- Зашевелились черти полосатые, - ругнулся курносый лейтенант, годящийся Шелехову в сыновья. - Обстреляем колонну и оставим станицу.
Отряд почти без потерь отошёл к извилистым и густо поросшим берегам реки Чир. Немцы, встревоженные неожиданным налётом, уже к ночи подтянули в Чернышевскую свои механизированные части. Автомашины, пушки и танки заполонили улицы станицы, часть сил немцы разместили и в хуторе Русаков.
- Как там Елизавета? – гадал Григорий, перебирая в голове моменты неожиданной встречи…
Он вспомнил, как прошёл вслед за вошедшей в дом женщиной и вдохнул знакомый, родной почти забытый запах казацкого куреня.
- Проходи Григорий Пантелеевич, садись! – пригласила она тогда.
- После таких новостей не только присесть, - съязвил удивлённый Григорий. – Упасть можно.
- А ты держись! – усмехнулась острая на язык женщина. – Ты же казак.
Пока хозяйка накрывала на стол, гость сидел в уголке, свернув махорочную самокрутку и молчал. Елизавета с улыбкой поглядывала на него, а потом спросила:
- Небось, гадаешь, чтобы это значило?
- Кумекаю, что к чему.
- Сядь к столу, давай выпьем за встречу.
На самодельном столе незаметно появилась зелёная бутылка водки.
- В честь чего такие почести?
- Не часто встречаешь отца своего единственного сына.
Григорий, махнувший перед последними словами сто граммов, натужно поперхнулся.
- Так у тебя от меня родился сын?
- Выходит так.
- Вот так новость!
Потом они сидели за столом до самой ночи, пока за Григорием не пришёл Захаров и не забрал его в ночную разведку. Елизавета рассказала нехитрую историю своей жизни, Григорий поведал свою.
- Хвастаться особо нечем.
Они сидели рядом как чужие люди, ставшие по воле случая близкими родственниками. Чем ближе к ночи, тем длиннее паузы случались в их разговоре, но странное дело уходить Григорию не хотелось.
- Серёжка родился в самом конце 1922 года. Здоровый и красивый, весь в отца! – с неприкрытой гордостью говорила Елизавета. – Учился хорошо, закончил семилетку.
- Где он теперь?
- Призвали в армию осенью сорок первого.
- Где служит?
- Последнее письмо пришло из-под Ленинграда.
- Давно?
- Зимой.
Когда Анатолий Захаров забирал его, Григорий, уже выходя из дома спросил:
- Как фамилия моего сына?
- Косиков.
- Бывает же такое, - покачал он седой головой. - У меня три сына и у всех разные фамилии.
- Да ты что?
- И ни один не носит мою настоящую фамилию! – с горечью сказал Шелехов Елизавете и вышел в ночь.
Майор Евдокимов решил развить первоначальный успех и полностью захватить станицу. Сформированным танковым десантом из семи танков, двух стрелковых взводов и пулемётного расчёта, командовал гвардии лейтенант Ломовских.
