Я шел, задумавшись, в библиотеку и не заметил внезапно выросшую передо мной прямую, как верстовой столб, фигуру в штатском черном пальто и в офицерской, с красным верхом, папахе.
От неожиданности я шарахнулся в сторону, как конь, испугавшийся подозрительного предмета на дороге; но убежать не успел. Атаман поманил меня длинным пальцем:
— А ну-ка подь сюда, молодой человек!
Этот атаман был либералом. Он слыл на весь юрт образованным и даже заходил иногда в школу понаблюдать за преподаванием гимнастики. Отставной подхорунжий, он никогда не прибегал на сборах к ругани, а в обращении со станичниками — к жестким мерам, держался со всеми вежливо, хотя и строго.
Я осторожно, не без боязни, подошел к нему.
— Это ты Бортникова Филиппа сын? — не повышая голоса, спросил атаман.
— Да, я, — вытянув руки по швам, как учил нас в двухклассном училище преподаватель гимнастики, ответил я.
— (И ты учился в нашем училище?
— Так точно, господин атаман. Окончил в этом году.
Я с опаской уставился в длинное, обложенное черной бородкой лицо. Темные строгие глаза его, казалось, пригвоздили меня к земле.
— Что же это вы, молодой человек! Окончили нашу казачью школу да еще с похвальным листом, — продолжал атаман с убийственной вежливостью. — Учителя сказали — учились вы на пятерки… И вдруг такое бесчиние… Да еще супротив старого человека, коему такие, как вы, молокососы должны кланяться за версту. — Атаман позволил голосу зазвучать чуть громче обычного, но вдруг перешел на «ты»: — Знаешь ли ты, балбес, что за такое хулиганство я могу закатать тебя в тюрьму. Чему учили тебя в школе? Чтобы ты стариков: не почитал да еще дрался?
Я стоял не шевелясь, опустив голову. Мимо проходили люди. Я знал: не пройдет и часу, как отец и все в хуторе узнают, как атаман отчитывал меня прямо на улице.
— Ну, что же ты молчишь? — по-прежнему негромко спросил атаман. — Что ты должен ответить на мои слова?
Я подумал об отце, о том, что живем мы на подворье казака из милости, и глухо произнес:
— Господин атаман, я больше не буду. Простите.
— Ну, то-то…
Атаман еще с минуту разглядывал меня — жалкая, потрепанная одежда и удрученный вид мой, наверно, вызвали в нем некоторое сочувствие. О чем-то подумав, он сказал более мягко:
— Иди. Жалко твоего отца — хороший он работник, а то бы… Если ты еще позволишь себе что-нибудь подобное — пеняй на себя. В хуторе бунтовщиков мы не потерпим. Ну! Пшел! Шагом арш!
Я шагнул, как и полагается, с левой ноги — строевой выправке учил нас отставной вахмистр Горохов на «отлично».
После встречи с атаманом я с неделю чувствовал подавленность и страх: а вдруг он передумает и «закатает» меня в тюрьму?.. И все-таки мне как-то льстило, что атаман назвал меня бунтовщиком. Ведь это было время, когда книжные горой целиком завладели моим сознанием. Я запойно читал о боевых похождениях трех мушкетеров и был зачарован бесстрашием д'Артаньяна.
Как-то на улице наскочил на меня Сема Кривошеин. Я не забыл, как он гонялся за мной с отцовской шашкой по школьному двору и срывал с моих штанов неположенные мне лампасы.
Сема шел прямо на меня и умышленно толкнул плечом.
— Здорово, кабан! Как дела?
— Здорово. Дела как сажа бела.
Переулок, на котором мы сошлись, был пустынным, и, признаюсь, я ожидал незамедлительного нападения. Я не сомневался, что история с Пастуховым уже была известна Семе.
— Га-га-га, — по-гусачьи загоготал он, — а ты, оказывается, умеешь драться с дедами. Вот те и кацап-тихоня! Слыхал, слыхал… Ну что ж, давай попробуем со мной?
— Ну что ж… давай, — не думая о последствиях, согласился я и тут же вспомнил обещание, данное атаману, не драться ни при каких обстоятельствах.
Но мои колебания были недолгими. Увлеченный романтикой поединков мушкетеров, я как можно развязнее сказал:
— Погоди, Сема, просто так драться неинтересно. Давай по всем правилам: ты делаешь мне вызов — я его принимаю. Ты спрашиваешь: где мы встретимся? Я назначаю место…
— Постой, постой. Какое такое еще нужно тебе место?
— Да ты что? Кто же из порядочных людей дерется вот так, на улице! — все больше входя в роль заправского дуэлянта, изумился я, — Ведь мы не хулиганы какие-нибудь. Разве ты не читал «Три мушкетера»?
Сема растерялся: он не чуждался воинственной романтики, и ему тоже было гораздо интереснее обставить поединок какими-нибудь эффектными деталями, чем так вот, просто, набить друг другу морду, но он не знал примера для подражания.
— Я слыхал о «Трех мушкетерах», но еще не читал, — сознался Кривошеин.
На душе у меня отлегло: я почувствовал, что незаметно отвожу себя и Сему от слишком заурядной развязки.
— Да где же тебе читать про мушкетеров, когда ты только и зубришь про атамана Платова да генерала Бакланова, — продолжал я его подзуживать. — Нет, Сема, давай сделаем нее по рыцарским правилам. Говори мне: «Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не гоняясь за мной, слышите?»
Я отвечаю: «Где именно, не угодно ли оказать?» Ты говоришь: «Подле монастыря Дешо», Ну говори же!
— Ладно. «Подле монастыря Дешо», — подозрительно косясь на меня и думая, что я готовлю какой-то подвох, повторил Сема.
— В котором часу? — спросил я. — Отвечай: «Около двенадцати».
— «Около двенадцати», — нерешительно повторил Кривошеин.
— «Около двенадцати? Хорошо, буду на месте», — продолжал я разыгрывать сцену встречи д'Артаньяна с Атосом. Я знал ее назубок… — Отвечай, Сема: «Постарайся не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу».
Сема Кривошеин расхохотался: отведенная ему роль в предстоящем поединке нравилась ему все больше.
— Ох и ловкач же ты, Ёрка. И придумал же. Ну ладно… В четверть первого я тебе уши на ходу оттяпаю… Ха-ха-ха!
— «Хорошо! Явлюсь без десяти двенадцать», — ответил я словами д'Артаньяна и уже сделал шаг, чтобы уйти, но Сема схватил меня за руку.
— Нет, погоди! А монастырь этот… как его… Дешо, Бешо — черт бы его задрал — где?
Я запнулся. Сема не был так глуп, чтобы отпустить меня просто так — на слово. Я подумал: неужели все-таки придется нарушить данное атаману обещание, и не где-нибудь, а у самой ограды хуторской церкви. Но отступать было поздно, и я, заговорщицки понизив голос, пошел ва-банк:
— Пускай монастырем Дешо будет наша церковь.
Сема заколебался:
— Это почти у самого нашего дома? Батя мой как увидит… Да и правление близко — там полицейский все время дежурит. Ладно, драться мы пока не будем, а только поборемся… где-нибудь на лугу… А? Как ты думаешь?
Сема толкнул меня в бок, захихикал:
— Ох и ловкач же ты, Ёрка! Заговорил ты меня. Куда же ты теперь после двухклассного? Работать или учиться дальше?
Я облегченно вздохнул: гроза миновала. Тень д'Артаньяна подействовала на Сему отрезвляюще. Судя по всему, он быстро перестроился и лишь соответственно своему гонору, насмешливо оглядывая мои залатанные штаны, стал хвастать:
— А я поступаю в юнкерское училище. Видал миндал? Готовлюсь к вступительным экзаменам. Батя
