Галич протянул руку:
– Делю я!
Анри покачал головой.
– Нет! Капрал Вуазен шестая среди нас. Дели, Арманс!
И когда Арманс разорвала открытку на пять неровных кусков, Анри сказал:
– Пусть местом нашей встречи, или встречи этих кусков, сигналов победы или бедствия, будет адрес Арманс. Ты согласна, капрал?
– Мой майор!
– Твой адрес?
– Рю Давид, 17.
– Э, да мы с тобой соседи – я на улице Эльзас-Лотарингии. Это же здорово, капрал!
– О мой майор! – И Арманс вытянулась, как всегда отчетливо щелкнув каблуками своих блестящих коричневых сапог.
Андрею хотелось броситься к ней и целовать ее руки, волосы, глаза. Он уже не понимал, что будет дальше.
Наутро гости улетели. В штабе эскадрильи Анри показал Андрею приказ комдива об отправке 'Лотарингии' на отдых. А для Андрея была телефонограмма: прибыть в штаб дивизии. Там – рассвирепевший комдив, жестокий разнос, угроза отдать под суд за безобразие в боевой обстановке и приказ: немедля покинуть эскадрилью.
Немедля?!
Приказ – это приказ: Андрей уехал, так и не увидев Арманс. А если бы кто-нибудь знал, как он был влюблен!..
Андрей приоткрыл глаза: на противоположной стене часы с перезвоном отбивали три. Минута в минуту в далекой прихожей крепко хлопнула дверь. Этот звук был с детства знаком Андрею: генерал приехал обедать. Андрей поспешно спустил ноги с дивана и застегнул воротник.
2
Генерал-полковник Черных не был ни высок, ни статен, ни широк в плечах. Рост – ниже среднего, сложение – сухопаро. Он не ступал твердым широким шагом, а ходил быстро, легко. Был подвижен и так же неутомим на теннисном корте, как на работе. Мозг его с быстротою отзывался на все, что так или иначе касалось дел, вверенных его попечению. А круг этих дел был широк: едва ли на свете происходило что- либо, что так или иначе не входило в объем деятельности Алексея Александровича.
Алексей Александрович не держался ни деспотом, ни придирой. Но дома у него, как и на работе, царил строгий порядок. Его появление заставляло всех подтягиваться. Даже в тех случаях, когда Алексей Александрович отсутствовал, дом просыпался в семь часов.
Обычно к половине восьмого в ванной переставала журчать вода. В восемь, накрытый желтым фланелевым петухом, двухэтажный глиняный кофейник стоял на столе.
Короткая сторона стола, где когда-то ставился прибор Андрея, пустовала уже несколько лет. В одинокие утра Анна Андреевна, глянув на место сына, вспоминала, как туда придвигался высокий стул и к концу завтрака на клееночке с петушками оставались следы яйца или манной каши; потом на клееночку пришла кружка с собачками…
В своих воспоминаниях Анна Андреевна как бы не замечала того, что рядом с кружкой уже взрослого Андрея ненадолго появилась маленькая чашка с золотым ободком. Эту чашку подарил снохе сам Алексей Александрович, и все-таки она казалась чужой среди грубовато-тяжелых приборов. Маленькая чашка погостила, и вот нет и ее. Хотя Алексей Александрович всегда подчеркивал жене сына свое внимание, в этом доме Вере стало холодно. У своего рано овдовевшего отца она была центром внимания, там все подчинялось ей, вплоть до беспорядка, воцарявшегося всюду, где она хозяйничала. Как-то само собою вышло, что, однажды уехав из дома Черных на курорт, она уже не вернулась к родителям Андрея.
Но Андрей не переставал часто бывать у родителей. Вот и сегодня за обеденным столом они сидели втроем. Обед подходил к концу. Все молчали. Андрей нет-нет ловил на себе тревожный взгляд матери. Генерал, чувствуя настроение жены, сидел, уткнувшись в тарелку, и с особенным старанием доедал лимонное желе. Потом Черных закурил.
– Что ж, полковник, пойдем ко мне?
Но Анна Андреевна сказала:
– Сейчас он придет к тебе, Алеша.
Генерал ткнул папиросу в пепельницу и ушел в кабинет.
Андрей продолжал молча прихлебывать черный кофе.
– Как Вера? – спросила Анна Андреевна.
Андрей пожал плечами. Взгляд его маленьких, острых – отцовских – глаз скользнул по лицу матери: она чего-то недоговаривала. Но один-два намека объяснили Андрею, что речь идет не столько об его отношениях с. Верой, сколько о нем самом. Очевидно, мать подозревает о его новой работе. Но, кроме отца, никто из домашних не знал, что Андрей ушел из института и 'упаковался' в гиперзвуковую машину. Когда закончились испытания 'МАКов' и аппарат 'довели', Андрей был назначен командиром первой и пока единственной в ВВС эскадрильи 'МАКов'. Мать не могла знать ни о существовании этой эскадрильи, ни о том, что значит быть пилотом такого 'МАКа', ни, наконец, о том, что он, Андрей, именно такой пилот и командир эскадрильи. Так чем же все-таки объяснить тревогу, не покидавшую ласковых глаз матери? Сколько лет в них жила боязнь за мужа! Потом пришел новый страх – мучительный, непреходящий – за сына.
– …Верочке лучше бы переехать к нам. Что ей сидеть одной?! – сказала Анна Андреевна.
Андрей бросил на мать вопросительный взгляд. Анна Андреевна повторила:
– Правда же, скучно ей…
– Скучно! – Андрей по-отцовски поднял брови. Его глаза сузились, и их холодный блеск – тоже 'отцовский' – стал еще холодней. – Скучно?! А не в том ли все, что она сидит без дела? Пусть вернется на работу. Когда-то ведь бредила геологией.
Анна Андреевна покачала головой:
– Ах, Андрюша, Андрюша! По-моему, ты делаешь вид, будто не понимаешь, что с нею происходит. Поставь на минуту себя на ее место. Быть женой летчика, да еще такого, как ты…
– Что значит 'такого, как я'? Ничего особенного: летчик, как все.
– А если даже 'как все', – сокрушенно выговорила Анна Андреевна. – Мог бы ты сидеть где-нибудь в сибирской тайге, в экспедиции, будь Верочка летчиком, таким, как ты сейчас, а ты геологом? Мог бы ты уехать от нее?
Мать права – не уехал бы ни на день. И все-таки Андрей упрямо сказал:
– Может найти работу и здесь… Просто распустилась. Знаешь, чем кончится ее переезд к тебе? Станешь с нею цацкаться: кофе в постели, валянье до десяти, ни шагу пешком – в магазин, на дачу, к Милочке, к Вандочке… На австрийскую выставку, на вернисаж… Лучше не надо, мама. Если бы ты знала, с каким трудом я ее отучаю…
– И выходит? – Анна Андреевна покачала головой.
– Признайся, мама: чего недоговариваешь?
На этот раз Анна Андреевна отвела взгляд от глаз Андрея и снова медленно и грустно покачала головой.