которому я доверял больше, чем самому себе. Разговаривал с ним, показывал ему документы дела. Советовался…
Жвирский был совершенно убит тем, что представлялось ему теперь бесспорным фактом.
— Прошу вас, — в голосе капитана зазвучали твердые нотки. Он с трудом овладел собой. — Честное слово, я не собираюсь отнимать у вас заслуг в разгадке этого дела и разоблачении бандита. Но дайте мне разделаться с ним самому. Он оказался вероломным другом. Я занимался расследованием дела и, должен признаться, однажды даже сказал ему, что, если бы не отсутствие шрама, я прежде всего заподозрил бы его. Тогда мы от души посмеялись. Теперь я вижу, что он смеялся над моей глупостью. Оставьте его мне.
— Я сам хотел просить вас о том же.
— Он будет в Цеханове послезавтра. И обещал прямо с вокзала зайти ко мне на службу. Мы условились пообедать вместе с нашими девушками. Я приведу его к вам и сам скажу ему обо всем.
— Хорошо, — согласился поручик. — За эти два дня, я думаю, он от нас не сбежит.
— Надеюсь, что свои наблюдения вы держите в тайне?
— Разумеется, капитан, — заверил его поручик. — Только есть тут еще одно обстоятельство.
— Какое?
— Бандит уже покушался однажды на жизнь сержанта. Он устроил засаду на дороге. Просто натянул поперек шоссе стальную проволоку, а сам с пистолетом выжидал, спрятавшись за деревьями. К счастью, ему удалось только ранить Хшановского в руку. Но преступник может и повторить свою акцию. Тем более что ему нечего терять.
— Даже страшно об этом подумать.
— Не опасайтесь, пан поручик, — успокоил его сержант. — Я теперь осторожен. Второй раз он не застигнет меня врасплох.
— Не приезжайте завтра в Цеханов, сержант. А послезавтра явитесь днем и не один. Если вдруг преступник объявится в Домброве Закостельной, приказываю немедленно обезоружить его и посадить под замок.
Под мою ответственность. Если хотите, я дам вам письменное предписание.
— В этом нет необходимости. До этого, думаю, не дойдет. По-моему, вы оба ошибаетесь. Было время, когда и я подозревал его, но потом понял, что это не он. И мои подозрения пали на другого человека.
— Ни о какой ошибке и речи быть не может, — жестко повторил капитан Жвирский. — Я сам покупал ему коллодий. Он объяснил мне, что йодная настойка вызывает у него аллергию и он вынужден пользоваться иным антисептиком.
Прошло два дня. Около четырех часов двери комнаты Левандовского распахнулись, и вошли двое офицеров. Капитан Венецкий был, как обычно, в штатском платье. Жвирский в этот день облачился в мундир. Офицера Главного управления несколько удивила просьба друга заглянуть в комнату поручика, но он не стал отказываться.
— Прошу садиться, пан капитан Венецкий, — официальным тоном сказал Жвирский.
Капитан ошарашенно взглянул на приятеля. С каких это пор он стал звать его «пан капитан»? Венецкий так и остался стоять в нерешительности.
— Прошу вас садиться, пан капитан, — с нажимом повторил Жвирский.
Венецкий сел.
— Понимаю, — произнес он, — поручик Левандовский снова взялся за старое. Опять будете исследовать мой лоб в поисках шрама?
— В этом нет необходимости, пан капитан, — диалог происходил только между двумя офицерами, равными по званию, — такие шрамы рисуются на лбу с помощью коллодия и грима и удаляются ваткой, смоченной ацетоном. Напялить на голову парик тоже не так уж трудно.
—• Ты с ума сошел!
— Вспомните, капитан, кого вы недавно просили купить коллодий?
Хшановский, безмолвным свидетелем присутствующий при этой сцене, заметил, что Венецкий побледнел и руки у него слегка задрожали.
— Ерунда! Я просил тебя купить коллодий, потому что не выношу йодной настойки. С тех пор как я попал в аварию, у меня от нее аллергия.
— Я думаю, капитан, что прокурор или офицер по следственным делам Главного управления милиции проверит и это обстоятельство.
— Да вы что? — в голосе Венецкого нарастало беспокойство.
— Есть ли у пана капитана убедительное алиби? Хотя бы в одном случае. Например, в день покушения на сержанта Хшановского?
— Покушения на сержанта?
— Да, покушения. Сержанта Хшановского тогда легко ранили в руку. А вы, пан капитан, договорились встретиться со мной в пять часов, но явились после шести и были очень возбуждены.
— Я извинился тогда перед тобой и объяснил, что поссорился с Баськой.
— С Баськой? С помощником, натягивающим на голову черный чулок? Действительно великолепный свидетель. У нее и мотоцикл имеется, на котором ты так часто ездишь.
— Что за бредни!
— А разве это бредни, что Барбара работает на сахарном заводе в Цеханове и прекрасно знает, кто из крестьян, сколько и когда получает за сахарную свеклу? А ее зять, заведующий отделением связи, бесспорно, информировал о том, когда и в какую деревню направляются солидные почтовые переводы. А сестре Барбары известны секреты вкладчиков сберегательной кассы, снимающих с книжки большие суммы наличными. Очень странно: ксендз днем взял в сберкассе несколько десятков тысяч злотых, а уже вечером ему нанес визит «человек со шрамом». Пана капитана видели в тот самый день в Цеханове. А потом он на мотоцикле мчался вместе со своей ненаглядной.
— Это просто стечение обстоятельств.
— Слишком много этих стечений обстоятельств, — холодно заметил Жвирский.
— Ничего не могу поделать.
— Вы признаете свою вину?
— Войтек, ты не в своем уме. Прекратим эти шутки. Мы зашли слишком далеко.
— Эти, как вы выразились, шутки, могут быть прекращены при одном условии: представьте нам надежное алиби. Хотя бы только на два-три дня, когда произошли налеты.
— Вы все посходили с ума! — Венецкий все больше возбуждался. — Каким образом я могу представить алиби, когда дело идет о событиях не только многомесячной, но и многолетней давности? Я же не веду дневник.
— Итак, вы отказываетесь?
— Я не отказываюсь. Но и не могу это сделать. Мне неизвестны даже точные даты налетов.
— Идемте к майору. Начальник решит, как с вами поступить.
— Прошу вас, не поднимайте скандала. Дайте мне два-три дня, чтобы я мог доказать свою невиновность.
— Вы докажете ее офицеру по следственным делам или прокурору.
— Прошу дать мне три, ну, хотя бы два дня.
— Нет. Идемте к майору, — капитан Жвирский был неумолим.
— Я думаю, — вмешался сержант Хшановский, — мы должны предоставить пану капитану те два-три дня, которые он просит. Я уверен, что капитан Венецкий не предпримет попыток бежать, даже если он виновен.
Жвирский вопросительно посмотрел на Левандовского — поручик молчал.
— Это, — продолжал старший сержант, — позволило бы нам избежать ненужной огласки, если вообще возможно что-либо скрыть. Я поддерживаю просьбу капитана Венецкого.
— Понимаю, — согласился Жвирский. — Ну что ж, хорошо. Три дня. Но не минутой больше.
— Благодарю вас, сержант, — обратился капитан к Хшановскому.
— Прошу вас, капитан, воздержаться от таких штучек, как недавнее покушение на старшего сержанта. Предупреждаю, что я сдал в Главное управление милиции и майору запечатанные пакеты, содержащие
