это произвело настоящую сенсацию. Все говорили наперебой, и только Арне сидел, глубоко задумавшись. Позже он признался, что понял смысл ответа. В нас царит холод, когда мы чего-то боимся. До того, как наши гости ушли, Арне включил магнитофон еще раз. Мы были вдвоем в мастерской, и я сказал что-то вроде: «Пока разум сам не осознает, что может существовать и другая сфера бытия, никакие доказательства не помогут».
«Но, Фридель, — перебил меня Арне. — Я думаю.». «GoerNi?» (Действительно? — по-шведски), — весело вставил мужской голос. Так закончился наш эксперимент вечером 28 декабря.
Глава 11
Записи в канун Нового года. — «Благословение миру, аллилуйя!» — Колокольный звон в сопровождении хора.
Как выяснилось, контакты с помощью микрофона были временной мерой с ограниченными возможностями и зависели от звуковых частот. Поэтому из-за несовершенной связи продолжительные и непрерывные разговоры были невозможны. По этой же причине все казалось таким бессвязным и спорадическим. Тем не менее, эти первые попытки коммуникации представляли собой удивительно интересный феномен, даже если их и нельзя сравнить с контактами, последовавшими позже.
Я хотел бы вкратце рассказать об одном интересном сеансе записи, который состоялся в канун Нового года. Около 23.00 я вставил новую пленку в магнитофон, в надежде сделать записи около полуночи, когда мы будем встречать Новый год. Оборудование, как обычно, находилось в мастерской, а микрофон в гостиной, примерно в трех метрах от радио, передававшего новогоднюю программу на малой громкости.
Я задал своим неизвестным друзьям беззвучный вопрос; я хотел знать, кто они. Сразу в начале записи кто-то произнес: «Бисмарк!». Потом раздался женский голос, который запел мелодию в той же тональности, что звучала по радио: «Только немцы».
Спустя некоторое время тот же женский голос продекламировал с некоторого расстояния: «Благословение миру, аллилуйя!»
В этом очень мягком, почти детском голосе слышался тембр высокого сопрано. Конец песни утонул в наших голосах. Наш разговор проходил непринужденно, потому что никто кроме меня не задумывался о том, что мы ведем запись голосов «призраков» через микрофон. Дети веселились, играли и с нетерпением ждали, когда часы пробьют двенадцать.
Внезапно, когда в нашем разговоре произошла пауза, послышался голос моего друга из Помпеи Паскаля, который очень тепло обратился ко мне по имени. Паскаль был одним из моих самых верных друзей. Он скоропостижно скончался через месяц после моего отъезда из Помпеи в августе 1958 года.
В этот новогодний вечер ко мне много раз обращались по имени незнакомые женские голоса. Потом снова появилось уже упомянутое сопрано и начало торжественно декламировать: «Федеричи, прощение всем, простите нас в сердце вашем.». Конец фразы затерялся в шуме наших голосов.
Когда я на следующий день воспроизвел запись на скорости 3 3Л дюйма в секунду, я услышал странную языковую метаморфозу: «Не давай нам уснуть, сегодня ты можешь спрашивать», — пробормотал сонный голос по-немецки.
Вскоре после полуночи Шведская радиовещательная компания передавала органный концерт Брамса. Тут снова зазвучал легкий женский голос, который начал исполнять собственные импровизации в сопровождении органного соло. Концерт передавался из Старой церкви (Оатіакугкап). Этот голос с мягкой интонацией и теплым вибрато был слышен только на пленке.
К сожалению, к записи примешивались наши голоса, поэтому можно было разобрать только некоторые слова и обрывки простых фраз. «Мир всем. благословение, благословение. аминь», — это были единственные слова, пробивавшиеся через шум нашего разговора. Пение звучало, как будто издалека.
Около полуночи в Стокгольмских церквях начали звонить колокола. Мы жили в самом центре Старого города, как раз напротив немецкой церкви, и поэтому звон стоял оглушительный.
Внезапно на пленке раздался громкий мужской хор. Это был удивительный феномен, потому что хор использовал в качестве аккомпанемента звон церковных колоколов.
Мы встретили Новый год громкими возгласами «На здоровье!» и подняли бокалы с шампанским. На улице звучал хор церковных колоколов, дети оживленно болтали, и тут, пока еще не слышный для нас, вступил мужской хор, проникновенно исполнявший «Мир — мир!». Мы поднимали тосты за наших друзей, за наше здоровье и за Новый 1960 год.
Я подошел к микрофону, чтобы сказать «На здоровье!» моим неизвестным друзьям, но прежде чем я поднял бокал, приятный женский голос опередил меня на пленке, сказав на ломаном шведском: «Федерико такой милый!». Вслед за этим прозвучал мой тост. Когда поздно ночью все стали успокаиваться, заговорил мужчина. Это был голос пожилого человека, звучавший надломлено, глухо и немного хрипло. В нем слышались смирение и печаль. Он словно разговаривал сам с собой в полусне.
«Мы жили в глубочайшем замешательстве., - начал он по-немецки, — угнетая людей и порабощая их….другие отступили, но не я… поэтому я.».
Последовавшие за этим слова потонули в шуме наших голосов. После короткой паузы мужчина продолжил. Он добавил фразу странного содержания: «Мы жили в ужасном компоте». После этого голос оборвался.
Затем послышался женский голос, сказавший до этого: «Федеричи такой милый». Он насмешливо воскликнул: «Хайль!»
В следующий момент он взволнованно добавил: «.это был Гитлер. ему не стыдно. он был здесь».
Хотя женщина говорила по-немецки, можно было ясно различить еврейский, а именно польско- еврейский акцент.
Перед тем, как пленка закончилась, ее голос зазвучал снова: «Это был Гитлер. он видит тебя!» Она воскликнула это громко и взволнованно, а затем добавила изменившимся голосом: «Я говорю Гитлеру. он любит меня!»
После этого странного заявления «запись голосов призраков» закончилась.
Глава 12
Научное сообщество узнает о феномене. — Без парапсихологии не обойтись. — Я прихожу к выводу, что от ученых ждать нечего.
Голоса неизвестного происхождения, записанные на пленку в присутствии надежных свидетелей, привлекли внимание некоторых членов научного сообщества.
В течение зимы время от времени стали собираться группы заинтересованных слушателей, среди которых был доктор Бьеркхем и другие. Известный шведский ученый, профессор Олендер и секретарь Парапсихологической Ассоциации Ева Х. помогли мне связаться со специалистом по акустике из Высшей технической Школы в Стокгольме (специалист по акустике и физике вибраций). После того, как я продемонстрировал ему несколько примеров со своих пленок, он согласился принять участие в сеансе записи у меня дома.
Специально для этого случая я взял взаймы новый магнитофон, потому что мой уже порядком износился. Присутствовали также доктор Бьеркхем, Ева Х. и несколько друзей.
В этот вечер мне впервые стало ясно, насколько бессмысленны и бесполезны такие публичные демонстрации. Я понял, что нет смысла пытаться убедить в чем — то некоторых экспертов и придавать значение их мнению. Без сомнения, эти господа были хорошо информированы в своей области. Один из моих гостей соорудил электромагнитное «говорящее устройство», которое с помощью электромагнитных волн могло создавать звуки и человеческие голоса на пленке. Этот технический шедевр, без сомнения, представлял собой уникальное решение, стоившее многих лет напряженных и трудных исследований.
