ежедневно ходивших по краю, вдруг капитулировать, захотеть лёгкой смерти? Волк не понимал. Он вздохнул и объявил:
— Мужики, вечером соберемся вон в том большом доме. Поговорим, что дальше делать. И вообще…
— А чего не сейчас? — спросил Чувак.
— Та мысли у меня есть, додумать надо. И вы тоже походите тут, осмотритесь. Подумайте.
— Рубин, там, за деревней, аномалии есть. Давай пройдёмся. Может чего надыбаем. — обратился Баллон к Рубину, который подобрал один из пустых контейнеров Хрена. Тот кивнул. Они двинулись вдоль подножия обрыва, привычно вслушиваясь в попискивание детекторов. С ними увязался и Бусел.
Но идти молча, как привыкли ходить сталкеры, не получалось. Слишком давило небо. Нарушил молчание Баллон:
— Рубин, жалеешь, что с теми солдатиками за Рада не рассчитался?
Рубин помолчал с полминуты, затем ответил:
— Уже нет. В первые минуты хотел мстить, убивать. А теперь… Теперь прошло. Ошибка. И ещё инерция. Инерция мыслей. Они просто не поняли, что старый мир кончился. Что их вражда осталась в прошлом.
— Зря ты так, спускать такое нельзя! Они ж нашего убили, сталкера! Валить козлов надо было! — высказался Бусел.
— Бусел, ты не прав, — ответил ему Баллон и вновь обратился к Рубину:
— Ты знал Джека до Зоны?
— Нет, откуда? Я жил в Нью-Йорке. Он был откуда-то из Техаса. К тому же у него были нелады с законом, поэтому он и бежал со Штатов. И в конце концов оказался в Зоне. Но он был моим соотечественником. Общение с ним напоминало мне о доме, о жене и детях.
— У тебя есть дети? — излишней деликатностью Бусел не страдал.
— Были. Ты же слышал полковника. Мне не стоит надеяться на чудо и мечтать о том, что моя семья выжила в уничтоженном городе.
Баллон не нашёлся, что сказать. И даже Бусел сообразил, что брякнул лишнее. Некоторое время сталкеры шли молча. Затем заговорил Рубин:
— Я должен был бросить всё и уехать домой! Я был везучим сталкером. Я добыл много хабара и заработал много денег. Уже рассчитался с долгами и даже создал некоторые накопления на будущее. Я должен был сгореть с Дейзи, Робби и Никки. Проклятая Зона не отпускала. То подбрасывала выгодное дельце, от которого трудно было отказаться. То требовали помощи люди, отказать которым я не мог, поскольку и они не раз спасали мне жизнь. Я просто не хотел себе признаться, что стал адреналиновым наркоманом. Я тосковал по семье, но уже не мог жить без ежедневного риска. Я дорого заплатил за это. Мои жена и сыновья превратились в пепел, а я всё ещё жив. Осознавать это просто невыносимо.
И вновь у Баллона не нашлось подходящих слов. Сам он был холостяком, родители и брат умерли десятилетия назад. Он был один, он видел переживания тех, кто потерял семью, но сам таких переживаний не испытывал, поэтому не знал как приободрить товарища. Через десяток шагов Рубин вновь заговорил:
— Джек… Он был слегка безалаберным. Напоминал мне моих студентов.
— Ты — препод, что ли? — спросил Бусел.
— Да, я преподавал в колледже. До кризиса две тысячи восьмого года. Тогда вдруг оказалось, что мы живём в долг. Кредит на наш дом в пригороде оказался непосильной ношей, когда колледж начал оптимизировать расходы и сокращать преподавателей, чьи курсы были малопопулярными у студентов. Восточно-европейские языки никогда особо не привлекали юных американцев. Я остался без работы. А потом заболела Дейзи. Требовалась операция, стоимость которой значительно превышала сумму нашей медицинской страховки. Мне удалось взять кредит. Хотя для этого пришлось пойти на подлог и скрыть, что кредит на дом ещё не погашен. Жена выздоровела, но мы жили в заложенном доме, который нам не принадлежал. Коммунальные компании слали нам повестки с требованием погасить задолженности и мы ежедневно ожидали, что нам отключат электричество. Однажды сосед, преподаватель математики нашего колледжа, который сочувствовал моим бедам, показал мне объявление в интернете. На работу требовались лица, владеющие русским языком, в хорошей физической форме и умеющие обращаться с оружием. Сумма контракта была очень впечатляющей. С языком у меня никаких проблем не было. С детства языки были моим увлечением. В русском и украинском редко употребляется глагол «быть» в настоящем времени. Поэтому человеку, для которого родной английский, сложно научиться правильно строить фразы на этих языках. Именно сложностью эти языки меня и привлекли в своё время. Иногда среди студентов попадались выходцы из бывшего СССР и я никогда не упускал возможности пообщаться с ними, совершенствуя свою речь. Так что по первому пункту требований вопросов не было. Со здоровьем у меня тоже никогда не было проблем, в бытность студентом играл в футбольной команде. После всегда поддерживал себя в форме и не злоупотреблял пивом. Смущало только требование об оружии. Но терять мне было нечего. Я прошёл собеседование, честно признавшись, что даже на охоте никогда в жизни не бывал. Но меня всё же взяли, предварительно направив на недельные ускоренные курсы армейской подготовки. Обычно такие курсы проходят любители страйкбола. В моей группе не было никого старше семнадцати лет. Тогда мне казалось, что я занимаюсь чепухой, но мне уже выплатили аванс.
Рубин замолк. Баллон, идущий первым, снизил темп продвижения, его заинтересовали откровения товарища, которого «прорвало». Баллон никогда не был в США и тамошнюю жизнь представлял, в основном, по просмотренным в юности фильмам. Вид огромного чернокожего всегда заставлял вспоминать всякие голливудские фильмы о разборках между молодежными бандами в трущобах Нью-Йорка. Оказалось, Рубин к этим трущобам не имел ни малейшего отношения.
— И что было дальше? — спросил Баллон.
— Это была частная экспедиция в Зону. Нас было шесть человек. Двое учёных и четверо наёмников, одним из которых был я. Что именно было нужно учёным, я так и не узнал. Наша задача была охранять и быть носильщиками. Я к тому же обычно выступал в роли переводчика. Хотя остальные наёмники тоже знали по несколько десятков русских слов. Мы тащили кучу измерительного оборудования и изрядное количество контейнеров для артефактов. У учёных была карта, с какой-то помеченной точкой в районе Милитари. Но дальше Свалки мы не добрались. Нанятые на Кордоне проводники завели нас в засаду мародеров.
— А кто это был? — уточнил Бусел.
— Рваный и Зуб.
— Эх, угораздило вас!
— Да уж, угораздило. Бой был коротким. Бандитов было больше, они находились на выгодных позициях, к тому же первыми открыли огонь проводники, сразу убив двоих наших, профессиональных солдат удачи. Я быстро остался один, и сумел убежать. Меня гнали до самого Бара, куда я чудом добрался. Рваный и Зуб очень хотели сохранить свою репутацию, но я уже говорил, я — везучий сталкер. С перепугу прошел насквозь поле аномалий, в которое нормальный человек никогда не сунется. Преследователи сделали крюк и отстали. Мой контракт, в случае гибели учёных и утери результатов экспедиции автоматически считался аннулированным. Хорошо хоть аванс возвращать не требовалось. Я решил попробовать себя в качестве свободного охотника за артефактами. И вот, до сих пор пробую. Если бы не война, Дейзи рано б или поздно осталась бы довольно обеспеченной вдовой. Ну а так… Так всё неправильно.
Дальше шли молча. Тем более тропинка пошла на подъём и сталкеры привычно экономили дыхание. Аномалии расположились на выгоревшем пригорке. Сразу несколько, почти касающиеся друг друга. Прямо перед сталкерами, пресекая тропинку, багрово светился «разлом». За ним, метрах в десяти закручивали смерчики сажи минимум три «карусели». А справа находилось что-то непонятное. Датчик аномальной энергии верещал как резанный, но внешне аномалия себя никак не проявляла. Впрочем, внимание сталкеров привлекла не сама аномалия, а ребенок, сидевший на корточках в десятке шагов от предполагаемого центра аномалии. Мальчик лет тринадцати, одетый в перепачканную сажей оранжевую зимнюю куртку обернулся, услышав их шаги.
— Дивіться![11] — сказал он, не тратя время на приветствия.
