сделал мне предложение, и я вышла за него. Я понимала, что другой такой случай может и не представиться. Не часто бывает, чтобы интеллигентный, воспитанный человек с отменным вкусом влюбился в женщину, у которой нет ничего, кроме гладкой кожи да хорошей фигуры.
Он происходил из прекрасной семьи: его дед был сенатором; он был не особенно богат, но имел хорошую работу. Он был на пятнадцать лет старше меня, но это не имело значения. Он очень хорошо ко мне относился. Я, конечно, как была, так и осталась крупной сексапильной блондинкой, которая звезд с неба не хватает, но если я перестала быть такой неуклюжей, вульгарной и наглой, как в двадцать лет, то в этом исключительно его заслуга. Он учил меня всему, причем умел делать это, не задевая моих чувств и не показывая, что стыдится меня.
Понимаешь, Билл, он был по-своему добрый и заботливый. Он переменился только тогда, когда страх начал разъедать все его существо. Прежде он никогда мне не лгал. Я решила, что одну-единственную ложь можно простить. И осталась с ним.
Она замолчала и, чуть откинув голову назад, посмотрела на небо. Потом тихо сказала:
— Этим я погубила тебя.
— Нет, — сказал я. — Я бы все равно приехал, даже если бы ты позвонила. Потом, ничего не потеряно. Мы спасемся.
Она покачала головой, по-прежнему не глядя на меня.
— У меня в этом больше опыта, чем у тебя. Я знаю, нам не спастись.
ГЛАВА 14
Шли дни. Ветер все время дул с северо-востока, и мы быстро оставляли позади милю за милей. Мне удалось выиграть немного времени, но совсем немного. Каждый проведенный в пути день приближал развязку. Я знал, что будет, когда мы туда доберемся и не обнаружим отмели. Надо было что-то предпринять прежде, чем это случится. Необходимо найти брешь в их обороне. Но день проходил за днем, а нам это не удавалось. Я наблюдал за ними, изучал график их передвижений по яхте, пытаясь отыскать в их действиях хоть какую-то слабину, и — ничего. Пока один из них спал, второй следил за мной, при этом не подпуская меня слишком близко. Потом, там ведь была Шэннон, Они связали меня по рукам и ногам и знали это. По-своему их план был гениально прост: мы были в открытом море на тридцатишестифутовой яхте, так что, если что-то произойдет, нас накроет всех четверых. Мне некуда спрятать ее, хотя бы на самый момент разборки.
Шэннон подолгу молчала, сидя со мной на кокпите во время ночных вахт. Между нами по-прежнему стояло что-то, что заставляло проявлять сдержанность. Может быть, присутствие Баркли с Барфилдом, которые никогда не отдалялись от нас на расстояние более двадцати футов, может быть, дело было в Маколи, а может быть, и в том и в другом, только я чувствовал, что она хочет, чтобы ее оставили в покое.
Когда на руле был Баркли, с полуночи до шести утра, я спал на кокпите. Если удавалось заснуть. По большей части я лежал, таращась на небо и верхушку мачты, а мои мысли вертелись все по тому же заколдованному кругу. Должен же быть какой-то способ отделаться от них. Но какой?
На четвертый день после нашего отплытия из Сан-порта в полдень я снял показания приборов и стал вычислять наше местонахождение, чтобы отметить его на карте. Работал я за столиком в каюте. Баркли стоял на руле, а Барфилд ел яблоко, развалившись без пиджака и небритый на второй кушетке. Шэннон стояла у занавески, молча глядя на меня. Она хотела посмотреть, куда я поставлю полуденный крестик. Она понимала, что означает все удлиняющаяся цепочка крестиков на карте. Это — шаги в никуда.
Я было закончил свои расчеты, как Барфилд выбросил огрызок яблока через люк, наклонился вперед и спросил:
— Ну что, адмирал Дрейк, когда будем на месте?
Я поглядел на карту, хотел нанести наше местонахождение, но передумал. У меня возникла одна мысль. Мы пройдем довольно далеко от рифа Скорпион, его с борта не разглядеть, так что им придется верить мне на слово относительно того, где мы находимся. Курс Баркли приблизительно знал, ведь он сличал показания компаса с указанными мной координатами на каждый день, но мои цифры по пройденному расстоянию ему приходилось принимать без проверки.
Я быстро прокрутил в мозгу возникший план действий и пришел к выводу, что он может сработать.
В двадцати — двадцати пяти милях от указанного Маколи места начинаются Северные шельфы. Там наверняка имеется какой-нибудь риф или отмель. Тысяча шансов к одному, что самолет упал где-то в этой обширной зоне мелководья, а уж отыскать его у нас один шанс на миллион. Надо отвести туда яхту, а они пусть думают, что мы в указанном Шэннон месте. Может быть, мы отьщем отмель. Все равно какую.
— Сейчас, — сказал я Барфилду, как будто только что вспомнил его вопрос, — подожди минутку.
Я поставил крестик на пятнадцать миль западнее и чуть севернее нашею истинного местонахождения и порвал листок с вычислениями. Завтра в полдень надо будет «скостить» еще десять миль, и дело сделано. Баркли ничего не заподозрит. Мы будем на двадцать пять миль восточнее, чем думает Баркли, на мелководье Северных шельфов, а он будет считать, что мы в пятидесяти милях от рифа Скорпион в направлении норд-норд-ост от него, то есть в месте, указанном Маколи. К тому же по дороге туда мы пройдем это место, так что наши шансы отыскать отмель увеличиваются вдвое.
Я замерил расстояние циркулем.
— Так… Сегодня у нас среда. Если ветер удержится, будем на месте во второй половине дня в пятницу.
Он кивнул и потопал на палубу докладывать Баркли. Шэннон посмотрела на меня.
— Значит, если мы ничего не найдем, в субботу вечером или в воскресенье эти нелюди начнут звереть.
Я собирался рассказать ей, что намерен сделать, но вовремя прикусил язык. Смысл моего плана заключался в том, чтобы удалить ее с яхты. Если она узнает, зачем мне это нужно, она не согласится. Еще решит, что нельзя бросить меня одного, и всякое такое. И мне ни за что не удастся объяснить ей, что, только когда я останусь один, у нас будет хоть какой-то шанс.
Я взглянул на карту.
— Может, нам удастся найти отмель, — говорю.
— Если не найдем, я прыгну за борт. И не пытайся меня спасти.
Надо было что-то сказать:
— Ни в коем случае, когда они начнут, кидайся на Барфилда, повисни на нем, кусай его. Все, что угодно. Я постараюсь добраться до Баркли. Оба пистолета у него.
Я сказал это только для отвода глаз. Прежде чем приняться за нее, они меня оглушат и свяжут. Но, может быть, она этого еще не понимает? Надо, чтобы у нее была хоть какая-то надежда.
Я замерил положение звезд, как только стемнело, потом еще раз, на рассвете в четверг, проверяя, на сколько мы уклонились в подветренную сторону, старался как можно точнее определить наше местонахождение. В полдень я скостил еще десять миль из пройденного расстояния.
Баркли, по-видимому, ничего не заподозрил. Он только кивнул, видимо, довольный моими усилиями.
В пятницу утро опять выдалось ясное, ветер стал понемногу слабеть. На рассвете я прикинул положение звезд и принялся производить вычисления. Баркли взял руль. Барфилд курил и следил за мной, злой, что его разбудили, чтобы я мог спуститься в каюту.
Разброс в вычислениях составил всего одну милю. Мы шли точно намеченным курсом и находились в сорока пяти милях к северо-востоку от рифа Скорпион. Я сделал отметку на карте — двадцать миль к северо-востоку — и вышел на палубу.
— Мы забираем достаточно далеко на юг, — сказал я. — Но слишком сильно отклоняемся к западу. Надо взять чуть северо-восточнее.
