— и, конечно, политика, которая, по большому счету, не что иное, как сумма того, другого и третьего. Своей специальностью она выбрала политологию. Но Лиза также посещала лекции по литературе, истории искусств. На последнем курсе она вдруг увлеклась историей музыки. Она не знала точно, чем будет заниматься, но хотела быть во всеоружии, когда войдет в шикарные кабинеты за пока закрытыми для нее дверями.
Зато она точно знала, чего она в своей жизни делать не собиралась. Она не собиралась влюбляться в какого-нибудь прилизанного бизнесмена средней руки и всю жизнь изображать примерную хозяйку за обедом в честь начальника отдела мужа и быть предельно внимательной, отвозя детишек в школу на второй машине.
Недаром Джорджи при первой же встрече поняла, что у них с Лизой много общего.
Лиза многому научилась в университете. В том числе познала радости секса. Удовольствия в постели она ставила выше, чем такие отношения, когда для кого-то что-то значишь. Еще никто из тех, с кем она была близка, не оказался совсем уж отвратительным. И Лиза надеялась, что такого не произойдет. Она хорошо усвоила практику «Ты — мне, я — тебе». На свете мало мужчин, у которых есть все. Парень с красивым телом, опытный в постели, с деньгами и властью — это прекрасно, но такого еще надо встретить. На первом месте для нее стояла власть, на втором — деньги. Причем Лиза заметила, что если у мужчины были власть и деньги и он хорошо понимал, что далеко не Адонис и в постели так себе, он гораздо охотнее помогал ей делать карьеру и дарил по-настоящему дорогие подарки.
Лиза посмотрела на часы. В семь за ней должен заехать Джок. Они вместе обедали раз в неделю. После совместного уик-энда Джок улетал на два дня в Нью-Йорк. Так что сегодня будет, о чем поговорить. Надо пойти принять душ.
Шофер притормозил у входа в ресторан «Уиллард», швейцар открыл дверцу «кадиллака». Джока здесь знали.
— Как всегда рады вас видеть, сэр. Добрый вечер, мисс.
На Лизе был черный льняной костюм — юбка и двубортный жакет. Лацканы пиджака так низко сходились на ее груди, что было непонятно, надето ли на Лизе под пиджаком что-то еще. И все же она не выглядела дешевкой, как большинство девиц с огромными декольте, на которых под жакетом не было даже лифчика.
Джок был в белом льняном костюме, который эффектно контрастировал с синей рубашкой. Розовый галстук и белые лайковые туфли завершали его наряд. Джок прекрасно сознавал, что его никогда не примут за джентльмена. Он выглядел как мошенник из Миссисипи. Он и был мошенником, только не из Миссисипи, а из Ньюарка, и если кому-то что-то в нем не нравилось, что ж, им же хуже.
Они были странной парой. Две пожилые дамы за соседним столиком заинтересованно следили за Лизой и Джоком, пытаясь угадать, какие отношения связывают этого безвкусного курчавого монстра и хорошенькую, уверенную в себе девушку. Зато конгрессмен, подошедший к их столику, явно не имел на сей счет никаких сомнений.
— Как дела, Джок? Собирался позвонить тебе на неделе.
— Это Лиза Табор. Она работает у меня.
— Привет, Лиза. Случайно не знаешь, как мне убедить моих выдающихся коллег, что для человека нет ничего полезнее животных жиров?
— Джок любит говорить, что настоящего лоббиста видно по результатам. Постараемся убедить. Дайте мне три дня, и я вам отвечу, как это сделать.
— Счастливчик! — конгрессмен похлопал Джока по плечу. — Позвоню тебе завтра.
Прежде чем они приступили к крабам, Джок два раза выходил из-за стола. Один раз, чтобы поговорить с парнем из Белого дома, которого он случайно заметил. Второй раз, чтобы пожать руку знакомому сенатору и напомнить ему, что у них назначена встреча по поводу билля о химических удобрениях.
Разговор за столом шел вовсе не о том, как Лиза хорошо выглядит. Ей тем более не пришло бы в голову болтать с Джоком о своем домашнем житье-бытье. Они говорили только о работе.
— Я скажу Майклу О'Доновану, чтобы он разрешил тебе присутствовать на встрече с маргариновым магнатом. Тебе надо понять, как они собираются провернуть это дело. Потом надо будет делать то же самое по маслу. Там будет куча юридической писанины, хотя в принципе все уже решено.
— Майкл однажды дал мне от ворот поворот, когда я попросила разрешения поприсутствовать. Сказал, что не будет снабжать меня информацией для борцов с раком, ведь его клиенты — табачники, которым он помогает создавать иллюзию, что табак — величайшее благо для человечества.
Джок рассмеялся.
— Да, на Майкла иногда находит. Хотя в глубине души он прекрасно знает, что можно запросто сочинять всю эту юридическую чушь для табачников, и в то же время бороться с раком. Почему бы и нет, если и те, и другие в результате довольны?
— Марго рассказала мне, что ее борцы с абортами отказались иметь с нами дело, когда узнали, что ты работаешь на их противников.
— Марго здорово оплошала. Я еле удержался, чтобы не дать ей под зад. Но, видишь ли, когда человек оступился, а ты даешь ему второй шанс, есть надежда, что, испугавшись за свое место, в следующий раз он научится срезать углы.
Джок закурил сигарету.
— Слушай, я много наслушался всякой брехни о том, что один и тот же консультант якобы не должен браться за дела клиентов с противоположными интересами. Они называют это «каноны этики». Большинство лоббистов — юристы. Они любят красиво трепаться. Какие, к черту, каноны этики! Тебя наняли, купили с потрохами. Наняли для того, чтобы ты влиял на нужных людей. После Уотергейта все в этой стране помешались на законах и правилах. Но нигде не написано, что я должен трубить на весь свет обо всем, что делаю.
— Но такое впечатление, что все знают, кто твои клиенты, — сказала Лиза.
— Это им только кажется, что они знают. Если кому охота писать на ручках и зажигалках имена своих клиентов — Роллс-Ройс, Министерство обороны, торговцы оружием из Саудовской Аравии, — так пусть пишут, я не против. Но я не обязан делать то же самое. Я уже говорил тебе, Лиза, мы — лоббисты, а не кучка долбаных проповедников.
В одной руке Джока дымилась сигара. Другую он опустил под стол, нащупал колено Лизы, пальцы его пробирались все выше, пока не уперлись в низ живота. Джоку вдруг стало интересно, есть ли на ней пояс для чулок. На Лизе были только маленькие трусики. Она поморщилась. Не то, чтобы Джок сделал ей очень больно. Но все же у «Уилларда» надо соблюдать приличия. Удовлетворив свое любопытство, Джок опять положил руку на стол и продолжал учить свою помощницу.
— В нашей работе нет такого понятия, как мораль. Не верь тому, кто станет утверждать обратное. Дорога к законодательству ни для кого не закрыта. Но единственное, что в этом деле что-то значит, это усердная кропотливая работа. Тебе, наверное, кажется, что все это делается в постели. Не без этого. Но законы пишутся не по ночам. Тут работать нужно.
Когда автомобиль подъехал к дому Джока, Лиза размышляла о еще одной работе, ожидавшей ее сегодня. Обычно на это редко уходило больше двадцати минут. Джока нисколько не интересовало, получает ли она удовольствие. Это помогало Лизе сосредоточиться на том, что требовалось ему. Затем шофер отвезет ее домой.
Через 35 минут Лиза помахала шоферу. У входа, на доске для объявлений, была одна записка для нее. «Лизе. Звонил Хьюго Кэррол. Если сможешь, позвони ему завтра в «Ньюс». 283 98 76».
9
Американцам с колыбели внушают, что честолюбие — добродетель. «Будешь хорошим мальчиком — когда-нибудь станешь президентом».
Англичане предпочитают не выставлять свое стремление наверх напоказ. Тем не менее продвижение
