На цыпочках прошёл по коридорчику и осторожно заглянул в дверь. Вздрогнул. На табурете сидела рыжая кошка. Такая же, как в парке. Роберт бессмысленно пялился на неё, потом перевёл взгляд на окно. Форточка была закрыта. Но даже если бы и открыта? Как кошка попала на третий этаж? А может быть, она сидела на лестнице, и когда мама уходила, то проскочила в квартиру. Как ещё? Хитрюга!
Подошёл к кошке, взял её на руки. Не протестовала, даже начала тереться головой о его руку и мурчать. Не уговоришь! Поддерживая её одной рукой, другой открыл дверь и посадил непрошеную гостью на коврик у дверей.
— Иди домой! Иди, иди!
Кошка смотрела на него, словно пыталась его понять. Роберт закрыл дверь и покачал головой. Последних впечатлений ему хватит на неделю. Только хотел вернуться в комнату, как услышал требовательное мяуканье и царапанье по двери. Что за противная зверюга, а ещё говорят, что кошки умные. Эта — какая-то идиотка. Ну, сейчас он ей покажет, где раки зимуют! Теперь не будет нежничать.
Взял из кладовки веник и двинулся на баталию с агрессоршей. Мирные действия исчерпаны, пришло время силовых. Сердито распахнул дверь, и оружие нападения вывалилось у него из ослабевшей руки: перед ним с грустным видом стояла темноволосая зеленоглазка. Теперь уже в розовом платье. Роберт невольно оглядел площадку: кошки не было видно. Убежала?
— Что я тебе сделала плохого? Почему ты на меня сердишься?
— Я, — чуть слышно спросил он.
— Если ты обиделся, что я тогда исчезла без объяснений, то извини. Я должна была всё обдумать. Мне очень трудно.
— Я не понимаю. То есть, я не сержусь, нет, нет! — он вдруг совершенно успокоился, даже не удивлялся ничему. — Заходи, что же ты стоишь.
Вдруг сообразил, что мешает ей войти и торопливо отступил в прихожую. Девушка последовала за ним.
— Понимаешь, я скажу, — положила мягкую ладонь на его грудь, а он крепко обнял её, и долго не могли оторваться друг от друга. Роберт не думал ни о чём, только слышал её тихое не то бормотание, не то мурлыканье, было ему всё равно. И слышал его сквозь дремоту. Уснул стоя?
Разбудил его голос мамы.
— Бертик, ты не пошёл на занятия? — мама заглядывала в его комнату с удивлением и тревогой. — Ты заболел? А, — вдруг заметила, что он в постели.
— Я сейчас. Я проспал. Как-то было не по себе. И проспал.
— А потом? Спал целый день?
— Я посмотрел телевизор и опять захотел спать. Что тут такого?
— Ничего такого, я спросила и только, — ответила мама с улыбкой.
— Сейчас встану и застелю.
— Можешь не застилать, уже вечер. Ты не хотел бы о чём-нибудь поговорить?
Ну, конечно. Психолог-практик! Теперь не даст покоя.
— Нет, о чём? Я уже в порядке. Выспался. Съем бутерброд и буду заниматься.
— Ну-ну, — она тонко улыбнулась, а Роберт напряжённо прислушивался: не раздастся ли за окном…
Потом целый вечер мама охотилась на него, как на мышь. Задавала множество вроде бы вопросов. Много говорила о женщинах. Припомнила — чего обычно не любила — все свежайшие сплетни из мира кино и телевидения. И любой разговор опять сводила к женско-мужским проблемам. Настоящий детектив Коломбо, только без пса. И как можно было начать разговор о затмениях сознания и странных происшествиях? Роберт вздохнул с облегчением только в полдвенадцатого, закрывшись в своей комнате и растянувшись на постели.
Что же делать? Рассказать? Но ведь бред какой-то! Можно жить некрасивым и жить вполне нормально. Но некрасивый и чокнутый?! Это конец. Люди такое не потерпят. Лучше разобраться во всём самому. Конечно, он не слышал, чтобы кто-то вылечился сам от психоза. Но угробить мнение о себе малочисленных, друзей и мамы он успеет в любой момент. Это была такая успокоительная мысль, что Роберт повернулся к стенке и сладко уснул.
Заснул спокойно. А сон был тяжёлым. Мучили его кошмары, и, главное, не мог вздохнуть полной грудью. Открыл глаза. Лежал на спине, а на его грудь давило что-то тяжёлое и тёплое, словно средних размеров собака. И пахло, так знакомо и странно. Машинально зажёг лампу у изголовья. И тут же сухая и шершавая ладонь зажала ему рот, чтобы он не заорал.
Изо всех сил попытался вырваться, но существо крепко прижимало его к дивану и придерживало второй рукой… или лапой. Роберт с ужасом всматривался в создание, покрытое рыжим мехом. Не походило на собаку, а скорее, на человекоподобную жабу в шубке цвета осенних листьев и с двумя рядами блестящих зубов во рту.
— Молчи! — прошипело чудище, и Роберт в ответ мигнул. — Молчи и слушай. Из вежливости я представлюсь, хотя это имя для здесь. Меня зовут Мурсус, а мою сестру Мии. Но на этом любезностям конец. Я люблю свою сестру. У тебя есть сестра? Нет? Значит, не понимаешь меня, это хуже.
При этих словах Роберт вдруг понял, что от Мурсуса, как от Мии, пахло прелыми листьями, мхом и грибами, только запах был более резкий. Мужской?
— Понимаю, — прохрипел Роберт.
— Не понимаешь. Ты одиночка. А у меня много братьев и сестёр.
— Я люблю…
— Неважно. Важно, что вам от этого будет только одна беда, — шипел Мурсус с каким-то знакомым горловым урчанием. — То есть, не одна, а много. Поэтому, если Мии придёт, ты прогонишь её. И тогда мы больше не встретимся. Если же не послушаешь, то я буду очень часто приходить. Приходить плохим. Очень злым и неприятным. А сейчас — спи!
Он исчез.
'Кажется, я окончательно сошёл с ума! — ужаснулся Роберт. — А если какой-то разум ещё остался, то от таких кошмаров пропасть ему совсем недолго. Ведь читал же я, что нельзя жить таким скромником- монахом, вредно для здоровья. Вот теперь уже несколько дней меня преследует настоящий безумный бред о женщинах! Сначала секретарша с хвостом. Потом прекрасная Мии. А суперзубастое чудище — это сублимация чувства вины перед мамой, — рассуждал он с важностью дилетанта. — Нужно порыться в литературе, поискать способы выхода из такого ужасного состояния'.
И вдруг он опять вспомнил Мии, её чудесные волосы, её гибкое тело, странный запах. Но ведь секретарша с хвостом, кажется, существовала. Во всяком случае, тот шишка из КЧС и Демид Сверкалов выслушали его с полным доверием и ничуть не удивились. Роберта подбросила и заставила сесть в постели очень простая и трезвая мысль: и сегодня, и прошлый раз всё было на самом деле! Он встретил Мии в чудесно-волшебном месте парка, а Мурсус на самом деле сидел у него на груди, угрожая зубастой пастью. Не может быть? Почему? Потому что Мурсус был мохнатым и рыжим, а это означает — что?
'Не хочу!' — обиженно пробурчал Роберт и заснул.
Утром проснулся с головной болью и мог безнаказанно валяться в постели: суббота. Но у мамы тоже был выходной, а значит, она продолжит свою психоаналитическую разведдеятельность. Опять станет вести разговоры об актрисах и женщинах. Роберт вскочил, побежал в ванную и стал под холодный душ. Легче не стало, но хотя бы утихла головная боль. В коридоре перехватила его мама.
— Приготовила омлет, как ты любишь: с грибами на масле, — сказала очень ласково, зная, что Бертик любит вкусно поесть.
— Хор-р-рошо! — потёр он руки. — Гр-р-рибочки! — и с замиранием сердца поймал себя на мысли, что мурлычет почти, как Мии.
Наверное, что-то было заметно по его лицу, мама бросила на него внимательный взгляд. Но только один взгляд, и вернулась на кухню. Ели в молчании. Роберт смотрел в тарелку.
— Бертик, у тебя есть девушка? — вдруг ласковым голосом спросила мама.
— Что за вопрос? — у Бертика даже пропал интерес к омлету.
— Нормальный вопрос. Так есть?
