— Устранили? А приёмник? Там же приёмник не работает!
— Работает, товарищ майор, всё работает.
— Работает? Ладно, проверим, — и взялся за микрофон.
Курсант следит за инструктором. Тот стал за спиной РП. Руководитель полётов запрашивает курсанта: «Шестьдесят шестой, как слышишь?» Инструктор хлопает себя ладонями по ушам.
— Слышу вас! — доносится из динамика.
РП не верит:
— Значит, хорошо слышишь? Запускай!
Инструктор за спиной РП рукой крутанул сигнал запуска. Заворчал, выплюнул облачко синего дыма мотор, — шестёрка запустилась.
РП не верит: на шестёрке никогда ещё приёмник не работал:
— Как слышишь, шестьдесят шестой? — инструктор похлопал себя по ушам.
— Слышу хорошо! — ответил курсант.
— Подруливай на исполнительный! — инструктор подгрёб рукой к себе. Шестёрка снялась с тормозов и подрулила на исполнительный старт, расположенный от руководителя буквально в десятке метров. Видно даже, как у курсанта шевелятся губы при ответе.
РП ещё раз проверяет:
— Как меня слышно? — инструктор хлопает себя по уху, губы курсанта шевелятся, и из динамика доносится «Слышу хорошо!». Чудеса!
— Хорошо? А ну, дай левую ногу! — инструктор вытянул левую ногу.
Руль поворота на киле повернулся.
— Покачай ручкой! — инструктор «покачал ручкой».
Элерон на крыле поднялся и опустился.
Руководитель полётов удивлённо бухнул в микрофон:
— Взлетай!
Инструктор махнул рукой на взлёт, курсант дал газ, мотор зачихал, курсант, как учили, подёргал сектором газа, мотор забрал, взвыл, самолёт понёсся на взлёт. Наверное, слетал бы тот курсант свой первый самостоятельный без всяких происшествий, если бы не одна мелочь. Дело было к вечеру, потянул лёгонький ветерок. Он потянул ещё раньше, ещё до взлёта курсанта, но РП решил старт не подворачивать: ветерок то тянул, то затихал, не хотелось останавливать полёты для смены старта. По заданию курсанту положено было набрать высоту 800 метров над аэродромом, выполнить на этой высоте два круга, снизиться до высоты круга, произвести заход и посадку.
Всё очень просто и занимало это каких-то двадцать минут. Как назло, ветерок усилился и подвернулся ещё больше, стал боковым метров до трёх — пяти метров в секунду. Вообще-то нас учили летать с боковым ветром до 5 метров в секунду, и самолёт позволяет это выполнить, нужно только бороться со сносом на планировании, чтобы сесть на полосу. Другое дело, что практически мы со сносом, тем более самостоятельно — не летали: старт подвернуть по ветру — дело десятка минут, можно даже и тогда, когда все в воздухе, всех-то и дел что полотнища подвернуть на десяток- другой градусов. Короче говоря, летали мы поначалу в тепличных условиях. Как положено, курсант выполнил своих два круга и на третьем стал заходить на посадку.
Руководитель полётов по радио предупредил все экипажи о том, что боковой справа под 45 градусов 3 — 5 метров в секунду. Естественно, что курсант на шестёрке этого не слышал. Он не слышал и разрешения на посадку когда доложил выпуск шасси и щитков, он вообще ничего не слышал. Он просто был счастлив своим первым самостоятельным полётом! После четвёртого разворота его понесло влево. Руководитель полётов берёт микрофон:
— Смотри, шестьдесят шестой, ветерок влево тебя сносит. Прикройся чуть правым кренчиком.
Курсант не реагирует и продолжает идти со сносом.
— Шестьдесят шестой, снос влево, парируй правым креном! Не видишь, что ли, что на квадрат тебя тянет? Квадрат, т. е. скамейки, стенгазета замполитовская, тележка с аккумуляторами и радиостанцией руководителя полётов располагались в 150 метрах левее посадочной полосы возле старта. Шестёрку несло на квадрат. Дело было плохо: побьёт людей и убьётся сам.
— 66-й, вас сносит, прикройтесь правым креном! Самолёт упорно шёл прямо на квадрат.
«Поднять квадрат!» — заорал руководитель. Все похватали, что под руки попалось, и бросились от посадочной. Двое курсантов что есть сил бежали, волоча за собой тележку радиостанции, руководитель полётов бежал за тележкой и орал в микрофон одно и то же: 67 — Уйдите на второй круг! Уйдите на второй круг! Самолёт мостился сесть прямо на тележку. Курсанты бросили тележку и рванули стометровку. Руководитель — за ними. Шнур микрофона оборвался. РП бежал что есть сил и кричал в пустой микрофон:
— Уйдите на второй круг! Уйдите на второй круг!
Зелёная шестёрка чиркнула левым колесом по тележке. Колесо отлетело и запрыгало по взлётной. Шестёрка клюнула носом, ударилась о землю правой стойкой, снесла её и на брюхе понеслась по взлётной полосе. Туча пыли скрыла всё, что происходило дальше. Все вдруг остановились и смотрели на это страшное облако. РП ещё раз сказал тихо зачем-то в микрофон «Уйдите на второй круг», потом посмотрел непонимающе на микрофон, отшвырнул его и тихо пошёл по направлению к упавшему самолёту. Все тихо пошли за ним. Постепенно пыль улеглась. Показался самолёт. Он неестественно низко без шасси лежал на взлётной. К нему вели глубокие борозды вспаханного грунта. Голова лётчика виднелась в кабине. В скорбном молчании шла похоронная процессия к месту гибели товарища. У некоторых по щекам текли слёзы. Вдруг голова в кабине шевельнулась. Живой! Все, что было сил, кинулись к самолёту. Первым подбежал руководитель полётов. Курсант уже стоял на центроплане. В руке у него был зажат обломок какого-то рычага из кабины. На чёрных от пыли щеках светились белизной две дорожки от слёз.
Курсант плакал. Плакал, как маленький. РП кинулся к нему:
— Сынок, милый, живой!.. Живой!.. Да что ты плачешь?.. Не плачь, самолёт этот всё равно на рулёжку пора давно, не плачь, милый, не надо, бог с ним с этим самолётом, у тебя их ещё сколько будет… Идиот! Сколько орать тебе — на второй круг?! Ты там заснул, что ли?! Не видишь, что несёт?!?! Не видишь, куда мостишься?! Угробил самолёт! Пилот, мать твою! На гауптвахту! На 10 суток!! Бегом марш! Чтобы я тебя на старте больше не видел!..
Так вот и закончилась эта трагикомичная история.
А курсант тот всё-таки лётчиком стал.
Я встретил его спустя десять лет — он показывал новую матчасть в Тушино на воздушном празднике. После собрались у него дома. Поговорили, вспомнили былое, выпили за того, кого нет с нами, за ребят, за инструкторов, за учителей наших…
Первый курс был закончен без особых происшествий. Ближайшая станица от Бирючьего — за 40 километров, поездом надо ехать. В увольнение ходить некуда. Серая жизнь размеренно текла на аэродроме, ну а в серой жизни — всё внимание учёбе. Так вот и получилось, что все группы к сентябрю выполнили программу обучения дружно, быстро и без особых происшествий, разве что только доломали ту зелёную шестёрку уже после того, как её окончательно списали на «рулёжку».
Списание на рулёжку происходит так: собирается комиссия, производит осмотр, составляет акт списания, после чего ставится ограничитель на двигатель, который не позволяет дать двигателю оборотов выше средних. Производятся и некоторые другие доработки, но это уже не столь важно; главное — что взлететь на этом самолёте, в первую очередь из-за двигателя, уже невозможно. На этой рулёжке гоняют курсантов сначала в процессе вывозной программы до самостоятельных полётов, а потом — по мере надобности. Конкретно данную шестёрку разложил курсант, коего инструктор за плохое руление пересадил на рулёжку: мол, поучись сначала рулить. Курсант в сердцах разогнал ту рулёжку и на очередном манёвре «сыграл лезгинку» — попросту сложил шасси, выломав амортстойку из крепления на лонжероне, — много ума для этого не требовалось. На этом история той шестёрки и закончилась.
Мы были отпущены в первый в жизни отпуск, с выездом на родину на целый месяц! Белорусы — наши ребята из Могилёвского аэроклуба — сразу поехали домой. Мы с Игорем (тем самым, с кем вместе падали в аэроклубе без винта) решили по дороге сначала заехать в Ростов — там недалеко от вокзала жил брат моего
