нести боевое дежурство со снаряжёнными боевыми частями и топливом ракетами. Не знаю, были ли замечены Господом Богом или спецслужбами Запада проводимые нами мероприятия — транспортировка ракет, установка их на стартовых позициях и т. д., но попыток приблизиться к Москве „невидимки“ больше не предпринимали.
Однако с „невидимками“ мне пришлось ещё встретиться. В мае 1959-го я возглавил отдельный Туркестанский корпус ПВО — впоследствии корпус ПВО ТуркВО. Части объединения располагались на территории пяти республик. К слову, корпус был слаб по своему составу. В него входило всего два полка истребительной авиации на самолётах МиГ-17 и МиГ-19 и восемь радиотехнических полков и батальонов с РЛС устаревшего парка, типа П8, П-10. Это, можно сказать, двухкоординатные станции. Они определяли азимут и дальность до цели, с определением же высоты локаторы справлялись не всегда…
И вот, когда я знакомился с частями корпуса, в авиационном полку (а это был первый полк советских асов в Великую Отечественную) командир подполковник Горюнов рассказал загадочную историю. За 3–4 месяца до моего назначения, где-то в феврале 1959-го, современная по тому времени станция Л-30, единственная, кстати, в части, обнаружила воздушную цель на высоте 20.000 метров. На запросы она не отвечала. Было сделано предположение, что цель вторглась в воздушное пространство СССР.
На её перехват на самолёте МиГ-19 был поднят опытный лётчик, командир эскадрильи. Он сумел разогнать МиГ и за счёт динамической горки вышел на высоту примерно 17,5 тысяч метров.
Сообщил, что видит над собой выше на 3–4 тысячи самолёт. Но на высоте 17,5 тысяч метров МиГ-19 продержался несколько секунд и стал сваливаться. Понятно, лётчик потерял цель из видимости. Потеряли её вскоре и локаторы, а точнее единственный, который видел — П- 30.
Когда пилот приземлился, то доложил результаты своего наблюдения. Он нарисовал самолёт, что видел. Крестообразный, с большими крыльями. Об этом сообщили в Москву, в Главный штаб Войск ПВО страны. Оттуда вскоре прибыл с группой специалистов командующий истребительной авиацией генерал-полковник авиации Евгений Савицкий. Москвичи долго беседовали с лётчиком, анализировали полученные данные. Итог работы комиссии озадачил весь полк — наблюдения пилота, поднимавшегося на перехват „невидимки“, были взяты под сомнение. Савицкий заявил: лётчик выдумал, что наблюдал цель при подъёме, дескать, отличиться захотел, заработать награду. Создавалось впечатление, что у комиссии была твёрдая уверенность — таких самолётов, которые бы могли несколько часов держаться на высоте 20.000 метров, нет в природе…»…Американская авиабаза Инджирлик, располагавшаяся близ турецкого города Адана, была достаточно известным объектом в мире. Потому в США официально объявили, что здесь будет дислоцироваться и эскадрилья НАСА по изучению погодных условий. Вскоре появились «научно- исследовательские» самолёты. А затем и пилоты с довольно-таки разнообразной подготовкой.
Эмиссары Центрального разведывательного управления разъезжали по базам ВВС и вербовали лучших молодых пилотов для новой службы «10–10». Вызывали лётчика в штаб и предлагали ему полетать на суперсамолётах. Тут же обещали оклад в три раза выше существовавшего — до 2.500 тысяч долларов в месяц. Многие пилоты соглашались. И только когда они заключали секретный контракт с ЦРУ, им объясняли, что новая работа связана с разведывательной деятельностью. На долю пилотов, прибывших в Инджирлик, выпало самое сложное — «открыть» южную границу Советского Союза. Впрочем, всё по порядку.
Деятельность эскадрильи, возможно, осталась бы в тайне до сегодняшнего дня, если бы секреты не раскрыл Френсис Пауэрс, чей самолёт был сбит 1 мая 1960 года над Свердловском — сам он выбросился с парашютом. Лётчик поведал, что проходило в 1956–1957 годах. Пилоты поднимались с аэродрома Инджирлик и летели на восток Турции до города Ван, расположенного на берегу одноимённого озера. После этого брали курс на столицу Ирана.
Пролетев над Тегераном, направлялись в восточном направлении, проходили возле Каспийского моря. Пролетали затем южнее города Мешхеда, пересекали ирано-афганскую границу и далее — вдоль афгано-советской границы. Поворот неподалёку от Пакистана, и по старому маршруту на аэродром Инджирлик…
9 апреля 1960 года, ближе к рассвету, из одного ангара аэродрома в Пешаваре (Пакистан) выкатили самолёт. Под светом фар машин его чёрное покрытие в восточной ночи отдавало такими неестественными бликами, что даже авиаспециалисты, прибывшие сюда из США давно, морщились от них. U-2 сюда был доставлен ранее, и пилот, которому предстояло совершить сложнейший полёт, только мог догадываться, что это сделал кто-то из его сослуживцев с авиабазы Инджирлик. Он уточнил несколько моментов у полковника Вильяма Шелтона, застегнул комбинезон и, ответив на рукопожатие, направился к U-2. Шелтон проводил его холодным спокойным взглядом. Лётчик должен был принести новую славу подразделению «10–10». Провала полковник не ждал. Впрочем, если бы что-то случилось неприятное, то тень в этом случае не пала бы на «10–10» и вообще на его страну. На самолёте, как и на комбинезоне лётчика, — никаких опознавательных знаков. Планировалось, что пилот мог попасть «в плен» только мёртвым. Для этого под его сиденьем находилось три фунта циклониита, что разнесли бы на мелкие кусочки не только машину, но и лётчика. За несколько минут стартовавший U-2 набрал высоту более 18 тысяч метров. Слева был Афганистан, справа в лучах солнца лежал Китай, а впереди — Советский Союз, главный объект изучения, которого страшились многие пилоты «10–10». Лётчик ВВС США, завербованный ЦРУ, посмотрел вниз, потом на приборы — U-2 пересекал границу — и установленным сигналом (два щелчка) передал по радиосвязи об этом. Передал и продолжил полёт. Чуть позже он включит фотоаппараты и другую разведывательную аппаратуру. Перед ним стояла архисложная задача, пожалуй, труднее, чем позже поставят перед Френсисом Пауэрсом. В чём сложность? Предстояло пролететь над четырьмя сверхсекретными оборонными объектами Советского Союза — над Семипалатинским ядерным полигоном, находившейся рядом с ним базой стратегических бомбардировщиков Ту-95, полигоном зенитных ракетных войск противовоздушной обороны близ Шары-Шагана и ракетным полигоном близ Тюра-Там, названного позже космодромом Байконур. Вот эти объекты и предстояло осмотреть всевидящим оком фотоаппаратов и другой разведаппаратуры. Первым на намеченном маршруте был Семипалатинский ядерный полигон.
Из материалов расследования факта нарушения Государственной границы СССР:
«9 апреля I960 года в районе Памира, 430 километров южнее города Андижан, через государственную границу СССР со стороны Пакистана перелетел иностранный самолёт. Радиолокационными постами отдельного корпуса ПВО Туркестанского военного округа из-за преступной беспечности нарушитель был обнаружен в 4 часа 47 минут, когда углубился на нашу территорию более чем на 250 километров. Указанный нарушитель вышел к Семипалатинску…»
Документ, казалось бы, вещь неоспоримая, но…
Вот что говорит по этому поводу генерал-полковник в отставке Юрий Вотинцев:
«9 апреля, примерно часов в семь утра по местному времени с КП корпуса оперативный дежурный доложил: РЛС, что была расположена на Иссык-Куле, на высоте 4,5 тысячи метров над уровнем моря, неподалёку от границы засекла цель. Она пересекла границу и пошла строго на Север. С аэродрома мы подняли 4 истребителя МиГ-19, а вот они-то и не обнаружили цели…» Как же тогда быть с положениями документов, которым неподвластно время? Может быть, Юрия Всеволодовича Вотинцева подвела память? Может быть, случай, происшедший 9 апреля, он отождествляет с первомайским, когда летел Пауэрс? «Нет, — уверенно говорит Вотинцев, — я хорошо помню, как мне докладывали об обнаружении цели. Я лично поднимал самолёты на перехват».
