границы — рукой подать, перелететь за границу для пилота — раз плюнуть (а перелёты, хоть и не часто, но случались, и каждый перелёт приносил стране весьма ощутимые не только экономические, но и политические потери, и летели папахи великие оттого, что вовремя недосмотрели, не залезли в душу пилота).
Боевое дежурство — это не что иное, как нудное сидение в дежурном домике на аэродроме, в десяти — ста метрах от дежурной самолётной стоянки, где стоят полностью заправленные, с подвесками и подключённым питанием для запуска в ожидании команды на вылет самолёты, назначенные на сегодня к вылету, так называемое «дежурное звено». Вообще-то в звене четыре самолёта, а дежурит, как правило, пара, а при погоде, не обеспечивающей групповой полёт — и по одному. Пара может находиться в разной степени боевой готовности. Так, «готовность один» — это когда лётчики сидят в кабинах на приёме в парашютах, с пристёгнутой привязной системой, электропитание на запуск подано, осталось только запустить двигатели, вырулить на полосу и взлететь. Двигатель после нажатия кнопки запуска выходит на режим через сорок пять секунд, на всё остальное — т. е. закрытие фонаря и герметизацию кабины, выруливание и взлёт — даётся минута пятнадцать секунд, а всего нормативом на взлёт из готовности номер один отводится две минуты.
Конечно, в кабине долго не высидишь: сорок минут отсидел, — тебя меняют, переводят во вторую готовность, предварительно дав команду на первую готовность второй паре, которая занимает место в кабинах своих самолётов. Вторая готовность — это когда всё то же, что и в первой (касательно самолётов), только экипажи не в кабине, а в дежурном домике, забивают домино или читают журнальчик, лёжа на койке.
Вторая пара переходит из предыдущей степени готовности в более высокую, — автоматически. Если необходимо — вызывается из дому на аэродром пара из третьей готовности.
Вместе с экипажами дежурит и ответственный за выпуск — такой же лётчик, как правило, это уже ведущий пары, или как он числится в штате — старший лётчик, который по получении сигнала несётся на СКП (стартовый командный пункт), включает радиостанцию и всё оборудование аэродрома и выполняет функции руководителя полётов.
Команда на приведение в готовность поступает с вышестоящего командного пункта на командный пункт части. Однако может быть объявлена и непосредственно с КП полка при обнаружении неопознанной цели: за воздушным пространством локаторами следит боевой расчёт, кроме своих локаторов, он ещё имеет систему оповещения, по которой общая воздушная обстановка постоянно передаётся в кодированном виде в сети оповещения, охватывающей всю страну. Данные о воздушной обстановке постоянно ведутся на планшетах командных пунктов. На каждом локаторе есть оператор, считывающий координаты и характеристики воздушных целей, другой оператор считывает данные в сеть оповещения, планшетисты ведут цели на планшетах, расчёт наблюдает общую воздушную обстановку и принимает решения, когда цель подходит к рубежу готовности или подъёма на перехват.
На случай внезапного появления на экране неопознанной цели, боевой расчёт может дать взлёт немедленно, прямо из второй готовности, — для этого есть на КП полка кнопка «Воздух!». Нажатие этой кнопки включает в дежурном домике колокола громкого боя, и по этой команде всё живое немедленно несётся к своим самолётам, которые немедленно поднимаются в воздух, наплевав на все нормативы.
Система разработана так, что, стоит появиться какому-либо нарушителю где-либо за тысячи километров, как его уже видно на планшетах.
Всё это делают боевые расчёты командных пунктов, заступающие на сутки и несущие круглосуточное боевое дежурство. Данные о действиях своей авиации также немедленно поступают в сеть оповещения и также ведутся на планшетах командных пунктов. Таким образом, контроль за воздушным пространством — это хорошо разработанная и чётко функционирующая надёжная система, включающая в себя много высокоорганизованных компонент, исполнительным и конечным звеном которых является лётчик.
Но вернёмся на аэродром.
Дежурный домик состоит из трёх комнат: комнаты лётчиков, комнаты техников и столовой, куда вывозится горячее питание в термосах официантками из столовых: они и накормят, и вымоют посуду, и уберут, и дадут шутливого шлепка наиболее ретивому, прельстившемуся их дамскими прелестями.
Официантки бдят, потому как, ежели официантка пустится во все тяжкие — тут же уволят её и уедет она, сердешная, на материк к маме без надежды подкопить деньжонок, а то и выйти удачно замуж за какого-нибудь дурака, не успевшего до сих пор жениться и страдающего по женской ласке на краю света.
Команда на готовность приходит по прямому телефону с командного пункта, в случае же команды «Воздух!» — по прямой линии, непосредственно на колокола громкого боя, которые и мёртвого поднимут на ноги.
Подниматься из дежурного звена приходилось нередко, и не всегда эти полёты были простыми.
Одно дело, когда запустят для проверки на вшивость контрольную цель.
Ну, летит себе по своему заданию какой-нибудь Ту-16, шлёпает без ответа опознавания или с прошедшим кодом. ПВО поднимается на ноги, доклады летят во все вышестоящие КП, те объявляют его контрольной целью и начинается катавасия: задача бомбера выполнить своё задание, задача ПВО — предотвратить нарушение. Бомбер делает своё, истребители делают своё дело — всё анализируется, стыкуется и заключением является оценка действий сторон: вот нарушитель, вот его маршрут, вот действия перехватчиков, вот фотоплёнка, подтверждающая его условное уничтожение, ну а то, что он полетел дальше — так действия ведь условные. Коли огонь вёлся бы не из фотокинопулемёта, нарушитель давно уже покоился бы на дне морском.
За одним таким мне пришлось погоняться так, что едва без горючего не упал. То ли связь была плохая, то ли что случилось в системе оповещения, но взлетать мне пришлось по команде «Воздух!», по тому проклятому звонку, от которого сердце в пятки обрывается. Погода стояла мерзкая, видимость была на пределе, облака едва ли не цеплялись за антенны СКП — вероятность подъёма была практически никчёмная. Я только плотно пообедал, от нечего делать улёгся на свою уютную койку и уже успел задремать, как над головой загрохотал звонок, и над дверью замигала громадная пожарная надпись «ВОЗДУХ!».
Не помню, как я очутился в кабине: я ещё пристёгивался, а двигатель уже почти вышел на режим. Помню, как испугался, что поломаю шасси при повороте с рулёжки на полосу: развернулся на скорости настолько круто, что меня прижало к борту, и я как будто ногами ощутил ту предельную нагрузку на узлы крепления стоек, которые вот-вот сложатся. Без остановки на полосе, с ходу, используя инерцию самолёта, вывел двигатель на форсаж и мгновенно воткнулся в облака. Доложил на КП о взлёте и тут же посыпались команды одна за одной: курс, скорость, высота, курс, скорость, высота, курс, скорость… Я едва успевал запоминать, куда лечу, потом все команды слились в кучу-малу. Я потерял чёткое представление своего места и только выполнял команды, полагаясь на КП, который меня потом выведет домой.
Штурман наведения на КП видно нервничал: обычно спокойный голос был напряжён, команды выдавались настолько часто, что я едва успевал давать квитанции, Видно, дело не клеилось. Наконец на 11 километрах облачность закончилась, и я увидел далеко впереди след инверсии большого самолёта, возле которого вились следы маневрирующих истребителей. Хорошо если это Ил-28, этого догнать можно, если же это Ту-16…
Я, не выключая форсажа, продолжал гнаться за бомбёром. Бомбёр приближался медленно, очень медленно, хотя скорость была предельной.
Вдруг бомбёр стал разворачиваться вправо. Я подрезал ему курс и за счёт этого стал сближаться. Бомбёр действительно оказался Ту-16, догнать который, коли он не захочет, практически невозможно.
С КП уже второй раз поступила команда идти на точку, но я ещё раз повторил, что вот-вот его догоню, и продолжал преследование. Он был уже рядом, до предельной дистанции открытия огня оставалось каких-нибудь сто метров… Связь с КП уже была потеряна: я ушёл за границы устойчивой радиосвязи. И вдруг в наушниках громко, очень громко пророкотал басовитый насмешливый голос: «Ну что, маленький, догнал? Гони, браток, гони…» — и бомбёр, который уже болтался в моём прицеле, которого я уже почти снял, резко пошёл на снижение и нырнул в облака. От обиды я до крови прикусил губу, но это не помогло: цель мной не была уничтожена, задание не было выполнено. Наверное, впервые в жизни обругал я своего верного МиГа нехорошими словами за неповоротливость, за неумение ходить на сверхзвуке…
