Эктор Рамон наблюдал, ничего не понимая, из окна своего кабинета странную картину: Кейн своей неповторимой походкой шел к КПП. Он сотни раз видел Кейна именно со спины, наблюдая, как проходят репетиции и выступления. У него была походка атлета, которому «жмут» мышцы спины и груди, отчего его руки находились как бы на отлете. Кейн шел к выходу, это вместо того, чтобы идти в обратную сторону! Неужели Луис не успел его предупредить? Вроде бы мелочь, но она досаждала арт-директору не меньше, чем заноза в заднице. Задетый за живое дважды (один не успел, а второй его не замечал), Эктор потянулся к телефону с множеством кнопок, чтобы предупредить старшего смены – не выпускать Кейна. Ему ответил женский голос. Что за черт? Через несколько мгновений Эктор понял свою ошибку: он нажал не на ту кнопку, и на связь вышла его секретарша.
Карпов сидел на водительском кресле «Фольксвагена» и посматривал на часы.
Сегодня Саша обретет свободу. В представлении Карпова ее начало лежало здесь, в нескольких кварталах от тюрьмы. Может быть, в эту минуту он буквально выходит из тюрьмы…
Карпов засек время.Котик подошел к двери и бросил взгляд на узкое окно, расположенное на высоте полутора метров от бетонки и предназначенное в основном для обозрения подхода к КПП. Щелкнул электрический замок. Дверь чуть подалась вперед, и Саше оставалось только распахнуть ее. Едва он перешагнул металлический брус, служащий порогом, как дверь за ним закрылась. Саша оказался в узком проходе, зажатым между двумя закрытыми дверями. На миг ему показалось, он слышит свист выкачиваемого из этой камеры воздуха…
Он положил сумку на барьер и подтолкнул ее к открытому пространству этой военизированной конторки.
За время репетиции старший смены два или три раза подходил к восточному окну, выходящему на бывший плац, а ныне – театральную площадь. Его и Кейна, стоящего во главе строя, отделяло два натовских ограждения, – но даже через редкую и острую, как бритва, систему защиты он мог разглядеть волевое лицо Кейна, а точнее, в этом ему помогала внутренняя память, дорисовывающая черты хореографа: вместо размытого расстоянием носа – четкий, вместо искаженного лба – прямой; запас воспоминаний залил его бесцветные глаза краской. И сейчас произошло нечто подобное: образ Кейна мысленно дополнился его же знакомыми чертами, прикрытыми шляпой, спрятанными под очками, и процесс сохранения и воспроизведения впечатлений и деталей происходил уже на подсознательном и неконтролируемом уровне. К ним добавились другие детали, которые он отметил утром: печатка с камнем, жившая как бы отдельно от пальца (дежурный автоматически оценил ее), шляпа, очки-пилоты. Он провожал тот же самый образ, который встретил в 10 часов 15 минут. Кажется, даже отпустил какую-то реплику при этом.
– Ваш телефон, мистер Кейн. И – до свидания!
Он потянулся к пульту, и замок на внешней двери открылся.
Так и есть.
Котик положил мобильник в карман, подхватил сумку и сделал по-настоящему первый шаг к свободе. Ему не пришлось осаждать себя – не торопиться, а значит, не выдать себя несвойственным Кейну движениям. Он был в образе Кейна и для него это был привычный образ, как будто Джиттербаг давно начал готовить своего подопечного к побегу. Он оказался способным, талантливым учеником.
Саша толкнул дверь и вышел во внешний двор тюрьмы, не отгороженный от остального, свободного мира. Вздохнув полной грудью, он направился к серебристому «Форду». Эта американская машина выделялась среди других, современных и безликих авто на этой парковке. Саша, переложив сумку в другую руку, машинально похлопал себя по карману и на ходу вынул ключ.
Все так, как и говорил Кейн.
Котик сел за руль с чувством курсанта, впервые побывавшего в кресле водителя. Вставив в замок зажигания ключ, он бросил взгляд на здание КПП. В дверном проеме стоял старший смены и, глядя прямо на Сашу, энергично махал ему рукой, подзывая его. И вот его новый жест – в сторону внутреннего дворика, как предложение вернуться в тюрьму добровольно.
На пропускном пункте четверо охранников, и они могут активироваться за несколько секунд. Саша успеет отъехать на двадцать- тридцать метров, и машину его изрешетят из автоматических карабинов.
Шестицилиндровый двигатель «Форда» завелся с пол-оборота, и машина рванула с места. Старший смены покрутил у виска пальцем и пошел отчитываться перед арт-директором, висящим на проводе. Отношение к Кейну круто поменялось, и он, чувствуя резкий настрой шефа к хореографу, заготовил фразу: «Этот чокнутый Кейн умчался на своем «Форде»!»Счастливчик Лю зашел в гардероб, и глаза у него вылезли на лоб: в шкафу с открытой дверцей сидел «мистер Кейн», у его ног расположился дежурный Луис. Когда Кейн убрал руку от лица, китаец увидел гематому на его челюсти, и она показалась Лю страшнее, чем рана на голове офицера. Кейн прохрипел слова помощи и буквально откинулся в ящик. Лю метнулся к служебному выходу из гардероба. Через две минуты в тюрьме взвыла сирена – как во время мятежа 2004 года… Эктор Рамон гонял желваки, докладывая в полицейское управление о ЧП, и думал о цикличности: все в этой жизни повторяется. Его старший брат не двинулся с места, как будто побег заключенного для него был делом обычным.
Саша действовал строго по плану. Бросив машину напротив бара «Седьмая миля» и дождавшись зеленого света, перешел дорогу.
Никуда не поворачивать, только прямо. Среди припаркованных автомобилей искать «Фольксваген Джетту» с защитной шторкой на задних окнах. Вот он. Стекло со стороны водителя опущено, чья-то высунутая из окна рука выбивает на дверце барабанную дробь.
Шоферская привычка. Саша нервно улыбнулся, подходя к «Фольксвагену» с правой стороны. Но он не был бы собой, если бы сел в машину, не проверившись. Он прошел мимо. В машине только один человек – Карпов или нет, разглядеть помешали шторки на задних окнах. Но если против него работает группа, остальные ее члены могли расположиться под зеленым навесом этого кафе или на открытой веранде другого, что напротив. Его взгляд цеплялся за каждого, выискивая в нем черты, жесты, неосторожный взгляд противника, и эта его осторожность, казалось, была беспочвенной. Однако ему было что терять – свободу, пусть даже на враждебном, перенаселенном острове. Он пытался учуять опасность, но ее перебивал удушающий запах свободы.
Он вернулся к «Фольксвагену». Вернулся бы в любом случае: стик на его коже начал таять, как мороженое на жаре. Он представил себе лошадь, которая превращалась в зебру. До машины оставался только один шаг, и в этот миг Саша увидел человека, который пристально наблюдал за ним; он буквально впился в него глазами, он ждал… когда беглец откроет дверцу автомобиля. А в нем Карпов – только теперь Котик сумел отчетливо разглядеть водителя за рулем.
Он прошел мимо немецкой машины и сделал то, чего противник от него не ожидал, и фактически выдал себя: он резко обернулся. Он увидел рацию в руках человека европейской внешности. Их взгляды пересеклись.
Все. Конец. «Недолго мучилась старушка…» – в нервном возбуждении скрипнул зубками Котик. Он поставил перед собой другую задачу: увести противника подальше от «эвакуатора» – так обычно спецслужбы называют человека или группу людей на завершающей стадии операции. Нет, Карпова им не взять. Они знают его в лицо, знают марку машины и ждут контакта. «Ничего у вас не получится, ребята». Уже не получилось. Котик успел пройти половину квартала. Путь ему преградили двое в штатском. Рядом резко затормозил джип. Дверца раскрылась, и беглеца втолкнули в салон. Он не сопротивлялся – бесполезно.
Он оказался зажатым с двух сторон, и оба его соседа – европейской внешности. Что за черт? Куда делись тагалы – эти буквально «живущие у воды», себуано, населяющие филиппинские острова? Даже водитель, лицо которого Котик
