его неудавшимся, да? Вы-то сами верите в то, во что верит он: что я мертв?
Эшли быстро сменила тему:
– Кстати, теперь мы будем видеться реже. Во всяком случае, в коридоре вряд ли столкнемся.
– Понимаю: ты переселяешься в другой корпус.
Она чуть придвинулась к нему и развела руки в стороны, как чайка перед взлетом:
– От тебя ничего не скроешь. Никакой интриги… – Эшли приняла прежнее положение. – Не обращай на меня внимания. Я пытаюсь приноровиться к тебе – и даже этого от тебя не скрываю. Мне интересно. И ты мне интересен, не скрою. Я что-то приобретаю в беседе с тобой, что, несомненно, пригодится мне в будущем. Понимаешь, одно дело изучить человека по материалам, другое – изучить его самого. Две большие разницы, так, кажется. Сменим тему. Ты когда-нибудь мечтал уехать за границу?
– Для меня заграница – это загородный дом, роскошный сад, пешие и велосипедные прогулки, пони и ослики в чистой конюшне, раскованное общение в маленьких магазинах и кафе, масса других вещей и возможностей, недосягаемых или даже невообразимых в России. Я ответил на твой вопрос?
Эшли пожала плечами.
– Ну, это штамп. Он может говорить о том, что ты не раз думал на эту тему, а может говорить об обратном: это не твои слова. Ты не назвал имени твоего куратора на первом допросе, не назвал его и теперь. Откуда такая преданность?
– Увидимся завтра?
Еще одна ночь… Саша вспоминает Сержа Карпова, его мечтательные глаза, его мягкий голос, он делится с младшим товарищем сокровенным – что для него заграница, а это загородный дом, пешие и велосипедные прогулки, пони и ослики в чистой конюшне… Откуда, черт возьми, американка узнала, что это его слова? Нет, она так прямо, в лоб об этом не сказала, она как бы предположила, но ее глаза выражали
Еще одна ночь…
Вопросы, ответы, инструкции. Саша устал. И обрадовался, когда Эшли сообщила ему о своем отъезде. Операция по переброске беглеца в Россию планируется через месяц. К этому времени Эшли вернется, чтобы лично возглавить операцию. А пока…
– Я могу остановиться в «Либертаде»?
– Чтобы забронировать вышитый на твоей арестантской робе номер? – спросила она, наслышанная о тюремных обычаях. – Понимаю, ты не хочешь отступать от традиций. Но…
– У меня условие, – перебил Котик.
– Слушаю тебя, – вынуждена была сдаться Эшли. – Но прежде выслушай меня. Директор тюрьмы не дурак – об этом мы уже говорили, а его связь с управляющим мотеля очевидна. Сначала он наберет на двери твой номер, а потом на телефоне – номер Рамона. Да, у нас есть некоторое влияние на него, но в наших планах появятся серьезные шероховатости. Ты сбежал, а не отсидел, как положено, свой срок, так что традиции на тебя не распространяются.
– Забронируй мне номер в гостинице – 3417, – проявил упорство Саша.
– Ты чувствителен к таким вещам или сентиментальный до крайности? Ты рос капризным ребенком?
– Отель может находиться в центре, на окраине, мне без разницы, – поставил точку Саша, не обращая внимания на сарказм американки.
– Посмотрю, что смогу сделать, – ответила Смит. – Я могу проводить тебя до твоей комнаты?
Он пожал плечами: «как хочешь».
– Подожди меня в коридоре.
Эшли написала на листе бумаги номер 3417 и проводила Сашу до его комнаты. Когда дверь за ним закрылась, она приколола листок на дверь. Саша резко распахнул ее и, сорвав «табличку», порвал ее и бросил обрывки американке под ноги.
– Мы стали намного ближе друг к другу, – констатировала Эшли. – Ты закатил мне сцену…После этого случая Эшли начала смотреть на Котика по-новому, как в первый раз, удалив из памяти всю информацию о нем. Он молодой (ему только- только исполнилось двадцать пять), шагающий в ногу со временем человек. Бунтарь? А кто из молодых сейчас не подвержен какому-нибудь направлению? Саша в этом плане бунтовал в самом что ни на есть подходящем для этого месте – в тюрьме, продвигая новое направление –
– Мы ставим задачу убрать одного негодяя, которого желает видеть в гробу и в белых тапочках правительство, на которое ты раньше работал. Если хочешь, мы не намерены менять твой статус, твои взгляды останутся прежними, как если бы ты получил задание от твоего прежнего куратора. Кстати, ты не хочешь назвать его имя?
Саша вместо ответа положил руку на стол, поработал кулаком, как перед внутривенной инъекцией.
Эшли брезгливо сморщилась:
– Я не сторонница таких приемов.
– Выходит, противница?
– Я этого не говорила. Ты знаешь о том, что на допросах мы применяем специальные средства – а кто их не применяет, вопрос риторический. Мы не распространяемся на этот счет. Что называется, попробуйте вытащить это из нас калеными клещами. Пять лет тому назад индусы применили «сыворотку правды» и правды от обвиняемого в теракте добились. Но это дело отдельной страны и отдельной спецслужбы. У себя они пусть хоть на голове стоят. – Пауза. – Та женщина, она говорила, что у тебя красивые глаза?
– У тебя что-то на губе, Эшли.
– Правда? – Она потянулась за салфеткой.
– «Сыворотка правды», – уточнил Котик.
– Пошел вон отсюда, – без натуги в голосе выпроводила его Смит.
Она улыбнулась, когда Котик вышел, закрыв за собой дверь: он впервые назвал ее по имени. Прогресс? Если да, то – грузовой.Вот и все…
Глава 6 Легко и коротко одет
Перелет «Боингом-747», следовавшим рейсом Гонконг – Москва, прошел буднично, незаметно. Нормальный взлет, нормальная посадка при нормальных в общем-то погодных кондициях. Накрапывал мелкий дождь, и сотрудница по встрече пассажиров встречала своих подопечных, одетая в прозрачный непромокаемый плащ. Она села в перронный автобус последней, вышла первой и первой же вошла в зал прилета. После прохождения паспортного и визового контроля пассажир рейса RU 440, лет двадцати пяти, одетый в деловой костюм, дождался своего багажа и легко подхватил его с ленточного транспортера. И только пройдя таможенный контроль, Котик получил возможность пройти в общий зал.
Он не торопился покинуть здание аэровокзала и для начала зашел в кафе, в котором он в первую очередь отметил приглушенный свет; во-вторых, столики на двоих показались ему столиками для одного. Добавив в голос английской картавости, он заказал чашку кофе, развернул свежую газету, купленную им в аэропорту Гонконга. Взгляд его затерялся между строк. Сейчас для него символы не имели значения. Будь это символы японской азбуки катаканы, они проплыли бы перед глазами «матричным» дождем. Просто ему требовалась небольшая передышка, чтобы осознать, казалось бы, невероятное: он снова дома, в России… Любой другой человек на его месте бегом выбежал бы из аэровокзала навстречу «российскому косому дождю».
Саша допил кофе, оценив его вкус на четверку: нормальное. Оставив кафе, он неторопливой походкой направился к выходу из аэровокзала – «зоны повышенного риска», которой он словно бросал вызов.
Он выбрал маршрутное такси «Автолайн», стоянка которого находилась справа, и это был последний рейс на сегодняшний день.
Спустя час Саша входил в холл гостиницы, машинально отмечая время на роскошных
