Пленная Воля

Моя душа

Давно меж нами нет согласья,
И наша близость — звук пустой —
Но стали мы не в одночасье
Такой несхожею четой.

Былые дни, как лист осенний,
Шуршат и памятны двоим;
Но зорче я, она — смятенней,
И каждый о себе — молчим.

Так повелось: не споря с нею,
В том убедился я давно,
Что все, чем я теперь болею,
Ей непонятно и смешно.

Но сказке самой простодушной,
Где о любви идет рассказ,
Она не может равнодушно
Внимать, и плачет каждый раз.

А я, любивший слишком много,
Казню свой опыт старика
За то, что в ней, седой и строгой,
Такая юная тоска.

Париж. 1926

«Безбрежный мир доступен оку…»

Безбрежный мир доступен оку,
Воспоминаньям иль мечтам.
Но я — твою целую щеку,
Но я — тянусь к твоим устам.

Гудят часы, бурлят мгновенья,
И нет отбоя от забот;
И только в этот круг томленья
Мой терпкий день не забредет.

Я с ним расстался на пороге
Того глухого забытья,
Где соблазнительный и строгий
Мне внятен шепот бытия,

И тает мир, доступный оку,
Воспоминаньям иль мечтам,
Пока твою целую щеку,
Пока тянусь к твоим устам.

Париж. 1926

II

«Торжественной увенчаны луной…»

Торжественной увенчаны луной,
Звучат ночные дифирамбы,
И медленно скандирует прибой
Трагические ямбы.

Менады спят тяжелым, жарким сном
На виноградниках Тавриды,
Покрытые серебряным плащом
Стыдливой Артемиды.

На склонах гор повисли огоньки
Каких-то хороводов древних,
И словно неба звездного куски —
Татарские деревни.

Он жив, он жив, языческий пэан,
Рожденный в рощах Элевзинских.