Пленная Воля

И каждый вздох становится рычаньем
И тонкий шип любви — отравленной стрелой.

Но тетиву могучего хотенья
Рукою скованной кто может натянуть?
И острою стрелой — под смех самопрезренья —
Придется ей самой пронзить свою же грудь.

Скупость

Кожа и кости, в отрепья одета,
Грязные ноги в дырявых туфлях;
В ищущих взглядах, отвыкших от света,
Хищная жадность и жалостный страх.

Заперты двери и ставни закрыты;
Пылью прикрыла стена наготу;
Мутные стекла годами не мыты;
Сажа горою легла на плиту.

Ходит старуха и светит лучиной,
В угол заглянет, под стол поглядит;
К двери, что заткана вся паутиной,
Ухо приложит, молчит и дрожит.

В комнате дальней, за дверью дубовой,
Ящик за ящиком тянутся в ряд.
Полон последний — появится новый,
Двери замкнутся — свершился обряд.

Мрачны богатства, и путь, и заветы;
Груды сокровищ растут и растут;
Множатся деньги; к предметам предметы
В странном смешенье бессмысленно льнут.

В куче безличной познали предельность,
Всем недоступные, чуждые всем;
Сделавшись целью, низверглись в бесцельность;
Были возможностью — стали ничем.

Чужды старухе — бессмертное слово,
Яркие краски и песенный лад,
Нежная благость общенья живого,
Плоти цветущей живой аромат.

Чужды ей пышных одежд искушенья
В блеске согласном очей и камней;
Тайна уборов и смысл украшенья,
Роскошь природы и роскошь людей.

Страшен ей жизни порыв неподкупный,
Страсти живой безрасчетный размах;
Мил ей один только облик доступный
Мертвых сокровищ в дубовых гробах…

В доме пустынном воздвиглась гробница,
Умерли в сердце веселье и плач…
Кто ж ты, старуха: раба иль царица?
Робкая жертва иль дикий палач?

Из сборника «СТИХОТВОРЕНИЯ. СБОРНИК ЧЕТВЕРТЫЙ» (С.-Петербург, 1913)

Молитва

О ты, кто жертвой искупленья
Перед Всевышним был для нас,
Прости заблудшим прегрешенья,
Помилуй нас в последний час.

Путей земных кругом так много:
Не знаем мы, каким идти?
Того, кто ложною дорогой
К Тебе пришел, Господь, прости.