Бога в себе не вместит человек, Бог человека в себе не сольет… Пусть незаметною встреча пройдет, Пусть разойдутся пути, как сошлись, Дальше, все дальше, мой вдаль, а Твой ввысь; Пусть между нами шумливой толпой Люди предельность воздвигнут собой, Бездну раскроют живого в живом, Робко поделят весь мир с божеством, Вечную тайну отринут за грань… Будешь сбирать Ты покорности дань, Будешь дарить иль карать, как рабов, Тех, кто признать Тебя слепо готов… Так ли Ты мыслил творенье свое? Так ли я мыслил в Тебе бытие? Храм мысли
Речь тесал я точно камень, Громоздил над мигом миг, Жизни прошлой тусклый пламень Сохранил, — и храм воздвиг. Он к светилам негасимым От земли воспрянул в высь, И над куполом незримым Звезды новые зажглись. Свет их людям был неведом, Для земли — недостижим; Но к неведомым победам, Знал я, мысль пойдет за ним; И утонет незаметно В неразгаданной дали, Бесприветно, безответно За преддверием земли. И молился я с отрадой, Чтоб она, в мой храм стучась, Негасимою лампадой В храме вечности зажглась. Слепая Анна
Я видела отличной от других Себя… Потом я видеть перестала. Безбрежность мглы, как бездна без начала, Объяла всех, и близких и чужих. Забыла я отличье черт моих И облик тех, чей внешний облик знала. Но чем тела я больше забывала, Тем явственней душа сменяла их. И было все понятно и чудесно. Душа с душою связана так тесно, Как со стихом связуем рифмой стих. Душа — одна; различен облик тела. Ослепнув, я невидимо прозрела, Прозрев, — в себе увидела других. «Не в подвижничестве строгом…»
Не в подвижничестве строгом Правды благостной зерно, И я верю, что не Богом Нам смиренье внушено. Безрассудно отреченье, Плоть Божественна, как дух, Мысль тревожная — как зренье, Вера тихая — как слух. Нет в творении разлада, Нет греховной красоты, И во всем, что жизни радо, Луч Божественной мечты; И, быть может, Царь вселенной Будет к тем неумолим, Кто отверг душой смиренной
