Удивляюсь, почему ты не пишешь гусиным пером, — с ехидством добавила Рейчел.
— Своим студентам я обычно говорю, что шариковые ручки — верный способ заработать писчую судорогу. Ну а поскольку ты не моя студентка, тебе я скажу, что вот эта мо¬дель — она называется «Meisterstiick 149» — в неизменном виде выпускается с тысяча девятьсот двадцать четвертого го¬да. Представляешь? В ее конструкции все выверено до сотых долей дюйма.
Рейчел выпучила глаза и хмыкнула. Для нее подобные восторги брата были пустым звуком. Неужели, чтобы напи¬сать несколько слов на обороте визитки, Габриелю обязатель¬но требуется восемнадцатикаратное золотое перо? Любит он разные вычурности. У него даже почерк несовременный, как будто он действительно учился писать гусиным пером.
— Вот держи. — Габриель протянул сестре визитку. — У меня в «Холт ренфрю» открыт счет. Покажешь эту карточ¬ку дежурному администратору. Тебя проводят к Хилари. Она мой личный менеджер по покупкам. Все, что ты выберешь, она запишет на мой счет. Только, пожалуйста, держись в пре¬делах разумного. А деньги все равно возьми. Считай это моим заблаговременным подарком на день рождения.
Рейчел перегнулась через стол и поцеловала брата в щеку:
— Спасибо. А что такое «Холт ренфрю»?
— Канадский аналог «Сакса на Пятой авеню». Сеть первоклассных универмагов. Там найдется все, что ей нужно. Только прошу тебя: обязательно купи ей портфель. Осталь¬ное — мелочи. — В голосе брата вдруг появились нотки раз¬дражения.
— Договорились. Но объясни мне, почему ты так прице¬пился к ее рюкзаку? Если хочешь знать, у меня был точно та¬кой же, и я очень долго не хотела с ним расставаться. Потом открыла для себя другую модель, более удобную. Ты же лю¬бишь старые вещи? Так признай это право и за Джулией.
— Сам не знаю, что мне дался этот рюкзак. — Габриель снял очки и принялся массировать веки.
— Говоришь, остальное — мелочи? Тогда я добавлю в спи¬сок покупок еще и нижнее белье? Я же чувствую, что она те¬бе нравится.
— Рейчел! — рявкнул Габриель. — По-моему, ты уже выш¬ла из подросткового возраста. Не забывай, она моя аспиран¬тка. Я не собираюсь за ней ухаживать. Я делаю это в знак по¬каяния.
— Покаяния?
— Да. Это раскаяние за грех. Мой грех.
— У тебя и впрямь средневековое мировоззрение, бра¬тец, — хмыкнула Рейчел. — И какой же грех ты совершил по отношению к Джулии? Наорал на нее во время семинара? Ты ведь с нею едва знаком…
Габриель снова надел очки и беспокойно заерзал на та¬бурете. Стоило ему подумать о грехе и о мисс Митчелл, как между ног начиналось противное шевеление. Две эти мыс¬ли — о грехе и мисс Митчелл — мгновенно сливались в од¬ну… Хоть здесь, на этой кухне. И не надо никакого эротиче¬ского белья. Пусть на ней не будет ничего, кроме тех потря¬сающих туфель на высоком каблуке… Ему так хотелось их потрогать.
— Габриель, ты мне не ответил.
— Я не обязан исповедоваться перед тобой в своих гре¬хах. Достаточно того, что я хочу их искупить. — Он выхва¬тил у Рейчел журнал.
— Тебе-то это зачем? — язвительно бросила ему Рей¬чел. — Для углубления познаний во французском языке? Или в женской моде?
Весь журнальный разворот занимало фото девицы в кро¬шечном белом бикини, распластавшейся на пляжном песке.
Снимок был умело обработан, отчего создавалось впечатле¬ние, что это не фотография, а рисунок, сделанный аэрогра¬фом. Габриель вперился в картинку.
Поведение брата рассердило Рейчел:
— Почему ты орешь на меня? Я не твоя студентка, что¬бы молча сносить выплески профессорского раздражения.
Габриель вздохнул, снова снял очки и взялся за свои веки.
— Прости, — пробормотал он, возвращая сестре жур¬нал.
Его глаза еще раз скользнули по красотке в белом бики¬ни. С чисто исследовательским интересом, bien sur .
— Слушай, почему ты такой напряженный? — не могла успокоиться Рейчел. — Проблемы с женщинами? У тебя сей¬час есть хоть кто-то? Похоже, ты просто изголодался по жен¬щинам. Я как увидела коллекцию снимочков у тебя в спаль¬не, сразу по…
— Я не намерен продолжать этот разговор! — перебил ее Габриель. — Нечего вторгаться в мою личную жизнь. Я не спрашиваю, с кем ты трахаешься.
Рейчел самой захотелось наорать на него, но она сдержа¬лась, успокаивая себя глубоким дыханием.
— Знаешь, я прощу тебе эти слова, при всем их возмути-тельном хамстве. Когда в следующий раз будешь стоять на коленях и каяться в своих грехах, не забудь упомянуть и грех »зависти. Ты хотел уколоть меня? Ты же прекрасно знаешь: Эрон — мой первый и единственный мужчина. Я не лезу
в твою личную жизнь. Просто пытаюсь понять, что с тобой. А ведь с тобой что-то происходит.
Не поднимая глаз на сестру, Габриель пробормотал изви¬нения. Однако его предупредительный выстрел возымел же¬лаемое действие и отвлек ее от щекотливого вопроса. А рез¬кость? Она не впервые слышит от него резкие слова.
Между тем слова брата задели Рейчел сильнее, чем она думала. И теперь она вертела в руках его визитную карточку, пытаясь успокоиться.
— Если тебе не нравится Джулия, зачем тогда вся эта суета? Только из-за ее бедности?
— Не знаю, — со вздохом признался Габриель.
— У нее есть одна особенность. Джулия кажется хрупкой и беззащитной. Она всегда была немного печальной и поте¬рянной. Но внешность обманчива. У этой хрупкой девочки стальные кости. Ее не сломала ни мать-алкоголичка, ни па¬рень, который…
— Который что? — с заметным интересом спросил Габ¬риель.
— Ты же говорил, что тебе нет дела до ее личной жизни. Жаль, братец. Очень жаль. Не будь ваши отношения… про-фессиональными, как ты говоришь, она бы тебе понрави¬лась. Вы бы даже подружились. — Рейчел улыбнулась, пробуя почву. Габриель созерцал мраморную поверхность барной стойки и рассеянно скреб подбородок. — Сказать ей, что портфель и туфли — подарки от тебя?
— Ни в коем случае! Меня за это могут уволить. Универ-ситетской бюрократии только дай зацепку.
— Я думала, ты у них в штате.
— Это не имеет значения.
— Итак, ты готов потратить кругленькую сумму на эки¬пировку Джулии, но категорически не желаешь, чтобы она узнала о личности благодетеля. Ты не находишь, что это очень в духе Сирано де Бержерака? А ты, оказывается, во француз¬ском намного искуснее, чем я думала.
Делая вид, что сказанное его не касается, Габриель подо¬шел к своей сложной и дорогой кофемашине и принялся со¬оружать себе чашку безупречного эспрессо.
«Опять я сержусь, как маленькая», — досадуя на себя, подумала Рейчел.
— Подведем итог. Итак, ты хочешь сделать Джулии не¬что приятное. Если желаешь, называй это покаянием. Я счи¬таю это обыкновенным проявлением доброты. Это доброта вдвойне, поскольку ты стремишься сохранить свой поступок в тайне и не вызывать у Джулии тягостных мыслей, будто те¬перь она перед тобой в долгу. Что ж, меня это впечатлило.
— Я хочу, чтобы раскрылись ее лепестки, — едва слыш¬но произнес Габриель.
Рейчел услышала его слова, но тут же отмахнулась от них, посчитав это цитатой из какого-нибудь стихотворения. Она не настолько была сильна в поэзии, чтобы с ходу узнать, кто и когда написал эти слова. В то, что они могли принадлежать самому Габриелю, она не верила. Слишком уж непохоже на него.
— А тебе не кажется, что к Джулии нужно относиться как ко взрослому человеку и сказать ей, от кого эти подар¬ки? Пусть сама решает, принимать их или нет.
