обдумываю, иначе она бы решила, что я вру или легкомыслен.
— Давай начнем сначала, — как бы появилась у меня мысль.
— Что начнем? — она заметно нервничала, и я ее понимал.
— Наше знакомство, если хочешь?
Василиса задумалась. В глубине ее глаз шел обложной и беспросветный дождь.
— Я не понимаю, — призналась она. — То, что вы говорили мне вчера, когда провожали, совершенно не похоже на то, что вы меня знали, или это хорошая актерская игра? — Она посмотрела мне в глаза, но ничего интересного там не нашла, и поэтому продолжила: — с другой стороны, когда я вспомнила, кто вы такой, это заставило меня испугаться. И еще больше вы напугали меня рассказом о смерти Кости и событиях, связанных с донорством. Я и вернулась-то потому, что не по-ни-ма-ю, — произнесла она по слогам и едва удержалась от того, чтобы снова не заплакать, — ничего не понимаю.
— Да, — вздохнул я, — ну и положеньице.
— Что? — тревожно спросила она.
— Ну нет у меня фактов, чтобы доказать тебе случайность нашей встречи. Ты все равно не поверишь. — Я помолчал. — Все, что я скажу, останется словами.
— А вы попробуйте.
Это «вы» начинало действовать мне на нервы, потому что произносила она его совершенно намеренно. Это уже не было вчерашним, уважительным «вы», хотя и со вчерашним я бы разобрался заново. Но я понимал, что сейчас за этой дистанцией ей было спокойней.
— Тебе остается только поверить всему, что я говорил вчера, и добавить к этому, что я не знал о ваших с Костей отношениях.
— Я не верю этому. Костя часто рассказывал о вашей дружбе.
— Мои знакомые тоже знали о наших отношениях, но так уж у нас повелось после одного случая в институте, что ни он, ни я даже не рассказывали друг другу о своих дамах сердца.
— Несчастная любовь?
Я кивнул:
— В общем, да. Причем мы оба оказались в дураках, но Костя чуть-чуть позже.
Василиса немного успокоилась. Знакомый бриз разогнал тучи, обложившие небо, и хотя солнце еще не появилось, из сумрака проступила глубокая синева.
— Допустим, это правда. Но как ты объяснишь нашу встречу?
Мы снова были на «ты».
— Вспомни, пожалуйста, все, что я тебе рассказывал. Учти письмо, сны, звонок, поднявший меня ночью. А сегодня, когда тебя не было, о чем я еще не знал, я протянул руку и взял книгу «История Древнего Египта» и…
Василиса напряглась, и я завершил свой спич по-другому:
— Как ты думаешь, в каком состоянии я нахожусь все это время? Поставь себя на мое место и представь, что все это правда.
Она размышляла несколько секунд, потом заключила:
— Ты прав. Я не могу проверить то, что ты мне рассказал. Я могла бы выгнать тебя, но меня останавливает только одна мысль: тебя вряд ли могли подослать, потому что я знаю тебя в лицо. Проще было послать незнакомого мне человека. И потом, — она замялась, — я действительно поверила тебе.
Я взял ее за руку и слегка сжал ладонь, поблагодарив ее и успокоив одновременно.
— Иди спать, ты очень устала.
— А ты?
— К сожалению, смотреть на спящую королеву у меня не будет возможности и даже охранять ее я не смогу. — Слабая улыбка появилась в уголках ее глаз. — У меня есть кое-какие дела. Нужно хотя бы попытаться понять, что происходит.
— Может, не стоит?
— Не могу же я вечно сидеть на твоей шее. А в покое меня не оставят, когда бы я ни вынырнул. Я эту публику знаю.
— По поводу шеи можешь не беспокоиться. Пока ты мне не мешаешь. А потом, знаешь, я тоже чувствую перед Костей моральный долг. Ведь мы не очень хорошо расстались, и я была у него последней женщиной. Он звонил мне после этого много раз.
Она замолчала, и мне показалось, что сейчас опять будут слезы, а они уже были лишними.
— Нет-нет. Хватит слез. Это уже от усталости.
Она молча кивнула и собралась выйти из комнаты, но в дверях остановилась и сказала коротко:
— Возвращайся. Я буду ждать.
…На встречу с Самоцветовым я приехал раньше на целый час, чтобы оценить атмосферу вокруг ресторана. По дороге заехал в парикмахерскую, коротко постригся и превратил себя из шатена в брюнета. Что-то скажет Василиса, если вообще пустит меня на порог. Выйдя из такси у гостиницы «Ленинградская», я перешел на другую сторону улицы, прошел в небольшой сквер, что тянется здесь вдоль Курской железной дороги, и сел за столик под зонтиком. Это была маленькая шашлычная, а ресторан «Золотой дракон», где мы назначили встречу, располагался через дорогу напротив.
Ресторан этот я знал хорошо, включая машины, принадлежавшие его сотрудникам и фирмам, находящимся в шестиэтажном здании. Ничего лишнего в ближайшем окружении я не заметил, хотя это еще не говорило о том, что встреча состоится. Самоцветов мог и не понять звонка. Это было бы очень неприятно.
— Анатолий Петрович просил вас сейчас же идти в сад имени Баумана. Он ждет вас.
Я даже не повернул головы, настолько этот шепот показался мне зловещим. Лишь отойдя на несколько шагов, я обернулся. Какой-то бомж собирал бутылки и объедки со стола, больше никого не было. Подивившись такой конспирации, я двинулся вперед.
До нового места встречи было семь минут ходьбы, и идти нужно было пустынными переулками. Преодолевая их, я оценил мозги Самоцветова: в этих переулках я либо заметил бы слежку, либо, что скорее всего, меня бы взяли люди из танковой дивизии. Ни в том, ни в другом случае Самоцветов не подставлялся.
Пройдя метров сто по Ново-Басманной, я вошел в сад Баумана. Это один из старейших парков Москвы, находящийся в самом центре города, но наименее посещаемый. Когда я попадал сюда, а это было нечасто, мне казалось, что я в гостях у какого-то помещика начала прошлого века. И постройки, и деревья переносили меня во времена декабристов, и мне чудилось, хотя это и не был Санкт-Петербург, что вот-вот я услышу французскую речь, появятся дамы с зонтиками от солнца и возникнет атмосфера интеллектуальной беззаботности.
Вместо дам с зонтиками я увидел Самоцветова, одиноко сидящего перед открытой концертной площадкой, где выступали только пустые банки из-под пива. Оглядевшись еще раз вокруг и не заметив ничего подозрительного, я подошел к нему и сел рядом.
Что они за люди такие, эти спецслужбисты? Хоть бы глянул на меня, но ему и этого не надо было. Он спиной знал, что на мне надето, какого цвета у меня теперь волосы и за какой моделью солнцезащитных очков я прячу свои хитрые глазки. Думаете, он сказал что-нибудь ободряющее или хотя бы поздоровался — как же.
— Тебя ищет половина ФСБ, не считая частных служб.
— А другая половина?
Надо ж, все-таки заметил мое присутствие.
— А другая половина тоже ищет, но для других целей.
— Вот как, — это было интересно, — и зачем же я этой другой половине нужен?
— Слушай меня очень внимательно, парень. Я буду с тобой откровенен, как не был откровенен ни с кем за последние двадцать лет.
Почему-то мне после этих слов уже стало нехорошо. Откровенный фээсбэшник — полная аномалия, хуже динозавра на Красной Площади.
— Я впервые наблюдаю такой грандиозный спектакль, в центре которого каким-то чудом оказался ты. Начну с того, что сегодня ночью мне позвонили и сказали буквально следующее: «Кудрин делает слишком
