Бентон вздохнул.
— Миссис Халфакр, прекратите хвататься за сердце и начинайте печатать.
— Господи Иисусе, — сказала миссис Халфакр. — Мне не важно, что о вас говорят, мистер Меттенич. Если вы и сумасшедший, вы
— О, благодарю, — я галантно поклонился.
Бентон поднял молоток.
— Томас, ты оплатишь этим фотографам полную сумму ущерба, и я не могу отпустить тебя без общественных работ.
— Вы будете скучать по мне во время покера. Кто еще позволит вам выиграть?
— Ты только что подписал свой приговор. — Он поднял молоток. — Компенсация убытков, шесть месяцев условно, две недели исправительных работ на ферме.
Бум.
Так что я застрял на исправительных работах. Пайк был не из тех, кто позволяет преступникам легко отделаться. Тюрьма означала работу. И означала старомодную полосатую робу.
— Да уж, Томми, сынок, теперь ты точно «винтажен», — пропел он, когда я впервые вышел из камеры.
Став новым членом тюремной банды округа Джефферсон, я первым делом обсудил побег в кофейню «Лаки Бин» через дорогу от здания суда, расположенного в тенистом сквере крошечного городка Тартлвилль. Он стоял на каменистом берегу в верховье Руби-Крик, так что большую часть года на главных улицах городка стоял холодный речной туман. Летом здесь было отлично, зимой холод пробирал до костей. Сейчас, весной, туман превращал мою дешевую хлопчатобумажную робу в подобие мокрой холодной перчатки. В апреле здесь слишком холодно для исправительных работ, связанных с водой, а полосатый комбинезон, липнущий к телу, просто унизителен. Я и два моих сокамерника — Берт, хронический мошенник, и Роланд, любитель превышать скорость, — дрожали и ежились на лесах, поставленных у входа в двухэтажный каменный особняк. Нас пытались исправить посредством отмывания каменных горгулий над входом в здание суда.
— Томми, сынок, а пройдись-ка еще раз по левому уху этой горгульи, — скомандовал Пайк со своей сухой и удобной скамейки под лесами. — Оно все еще зеленое. Выглядит так, словно у нее в ухе грибковая инфекция.
— Это же известняк, а поверхность данного камня очень пористая. Тут понадобится грунтовка.
— Я объясню это на заседании городского совета. Они обрадуются тому, что ты решил внести свой вклад в процветание горо
— Так что, мне теперь можно доверять? И можно отвести Берта и Роланда в кофейню, купить по чашке латте?
— По чашке чего? — не понял Берт, начищающий тряпкой каменный постамент горгульи.
— Кофе с молоком, деревенщина ты неотесанная, — объяснил Роланд. И потащил компрессор чуть дальше по лесам. — Мне нравится со вкусом мокко.
— Никто ни за каким кофе не пойдет, — сказал Пайк, делая мне страшные глаза.
— А вот мне интересно, — буркнул Берт. — Как так вышло, что на муниципалитете города с именем черепахи[9] вдруг оказались мартышки?
Роланд покачал головой.
— Это не обезьяны, придурок, это каменные демоны.
— Я баптист, так что для меня они обезьяны. Баптистские каменные обезьяны.
— Они горгульи, — тоном профессионала разъяснил я. — От старого французского слова
— Ну ладно, — сказал Берт. — Но почему эта декоративная гадость торчит на муниципалитете города черепахи? Не лучше было бы вытесать здесь черепах?
— Тартлвилль был назван в честь чироки, придурок, — невежливо буркнул Роланд. — Моя бабушка была из чироки, она говорила, что до прихода белых людей здесь стоял Город Черепахи. Чироки очень уважали черепах. Они считали, что мир стоит на спине большой черепахи.
— Не говори этого баптистам. Они и на научные книжки плюются.
Роланд посмотрел на меня.
— А ты как думаешь, Меттенич? Мир развивался и эволюционировал, начался с «Бытия» или зародился силой большой черепахи?
Я слабо улыбнулся.
— Я верю в теорию хаоса. Иными словами: «дерьмо встречается».
Берт и Роланд заржали. Берт нацелился шваброй на «Округ Джефферсон», гравировку на арке, над которой сидели баптистские каменные обезьяны.
— Ну ладно, заумный янки, ответь на простой вопрос: в честь кого назван наш округ?
— Томаса Джефферсона, полагаю. Нашего третьего президента, известного архитектора.
— А вот и нет. Его назвали в честь Амоса Джефферсона. Нашего пионера и козовода, известного ловеласа. Три жены, причем одновременно — и девятнадцать детей. — Роланд свесился к Пайку. — Шериф, вы с Дельтой, случайно, не в родстве сАмосом?
Пайк хрюкнул.
— Все семьи, прожившие в округе Джефферсон дольше двух поколений, ему родня. Уиттлспуны, МакКендаллы, Нэтти — все. Все ему седьмая вода на киселе или вроде того.
— Козовод, да? — сказал я. — Значит, Бэнгер — потомок первых коз, которые жевали у пионеров первые телефоны?
Берт и Роланд засмеялись.
— Хорош трепаться, за работу! — прикрикнул Пайк. — Том, ты плохо влияешь на своих собратьев- преступников.
Я сосредоточился на больном ухе горгульи. Вода расплескалась о камень и намочила мне бороду.
— Если я не могу послужить примером, хоть поработаю предупреждением.
Пайк не рассмеялся. Он не верил в теорию хаоса и личные мотивы. Я попал в его черный список.
Закончив оттирать горгулье ухо, я выключил свой компрессор. Берт и Роланд продолжали трудиться.
— Томас, — позвала Дельта.
Я свесился с края лесов. Она и Долорес Кайе стояли внизу и с гордостью на меня смотрели.
— Я принесла тебе и остальной банде немного черничного пирога. Лог Сплиттер Герлз продали мне последние банки черники с их прошлого урожая. Все в твою честь.
Роланд и Берт ухмылялись мне.
— Ну ты мужик! — прошептал Роланд. — Эти лесбиянки с кем попало ягодами не делятся, тем более последними.
— Спасибо, — крикнул я вниз. — Новости есть?
Дельта кивнула.
— У Кэтрин прошла лихорадка. Она справилась с инфекцией. Теперь ее возвращают из реанимации обратно в ожоговое отделение. Она сказала, что хочет еще бисквитов. И ни слова не говорит о муже. Мне кажется, кто-то или что-то ее взбодрило. Возможно, я расскажу ей о тех идиотах с камерами, которых ты отпугнул. Ей нужно знать, что где-то в мире есть место, где мужчины все еще готовы защищать честь
