— И неразумна.
Джессика сочувствовала и ему, и Серене.
— Когда человек взрослеет, он часто экспериментирует и неизбежно совершает ошибки. Серена имеет право на свою часть подобного опыта.
— Нет! — грозно возразил Фелипе. — Все это уже однажды было. Моему брату Роберто едва исполнилось восемнадцать, когда он решил поэкспериментировать со своей жизнью. Результатом стала его смерть. — Голос Фелипе дрогнул. — Возможно, ты права и каждый человек должен совершить некоторое количество ошибок, чтобы в итоге чему-то научиться. Однако я не желаю платить подобную цену дважды.
Джессика молчала, не зная, что ответить.
Фелипе отпил глоток бренди.
— Серена принадлежит к богатому аристократическому роду, ее ожидает блестящее будущее. Но, если просочится слух о том, что она спуталась с каким-то оборванцем, можно будет считать, что ее песенка спета. Знать Ла-Паса не прощает таких ошибок. Девушка с подобной репутацией обречена. Ее просто вычеркнут из жизни.
Джессика присела на подлокотник кресла.
— А если она любит того парня?
— Кого? Бездельника в подержанном автомобиле? — Фелипе искренне рассмеялся. — Джессика, ты истинная американка!
Она напряженно выпрямилась.
— Это плохо?
— Нет, пока ты находишься в Штатах. Но здесь происхождение человека играет первостепенную роль. Серена не может влюбиться в простолюдина, и точка!
— Но ведь ты придерживаешься иной позиции.
— Тебе так кажется?
Что-то в его голосе задело Джессику за живое. Неужели он в самом деле настолько высокомерен? Не может быть. Наверное, она ошиблась.
— Послушай, я принадлежу к среднему классу. Мой род не является аристократическим, однако ты все-таки занимался со мной любовью.
— Это разные вещи.
Джессике не хотелось вдаваться в подробности, но все же она спросила:
— В каком смысле?
— Женщины бывают разные. Любовницы… — он на секунду умолк, но потом заставил себя продолжить, — и те, на которых можно жениться.
Разумеется, она относится к числу первых.
— А если женщина захочет большего? Разве нельзя ей… — Джессика не могла сказать «мне», — выступить в обеих ипостасях?
Фелипе мрачно взглянул на нее.
— Только не у нас.
Все ясно. Он может заниматься с ней любовью, но никогда не женится. Насладится ее телом и оставит. Приятная новость!..
Он заметил перемену в лице Джессики и, видимо, понял, о чем та думает. Подойдя к креслу, он погладил ее по голове.
— Не переноси это на нас. Мы говорим лишь о Серене.
Джессика не могла заставить себя посмотреть на него.
— Но как же быть с нашими отношениями? С тем, что произошло сегодня?
— Я в восторге от этого. Все вышло просто восхитительно. За исключением момента, когда я забыл о предохранении. — Фелипе погрузил пальцы в светлые кудри Джессики, коснулся затылка.
—
А ты не жалеешь, что занималась со мной любовью?
Она не жалела, однако все безумно усложнилось. Желать Фелипе было одно, но, испытав с ним столь неописуемое наслаждение, Джессика поняла, что подобное не забывается. Она окунулась в такое блаженство, обрела такой чувственный опыт, который не скоро выветрится из ее памяти. А вместе с тем следует помнить, что все это временно.
— Нет, — шепнула она, чувствуя себя обманутой.
Фелипе попросил ее провести ночь в его постели, и она согласилась, несмотря на боль, причиненную его словами. Джессика пошла с ним, потому что, судя по всему, им недолго уже осталось быть вместе.
Ей пришлось признаться себе в своих чувствах. В постели она попыталась сделать вид, что их с Фелипе занятие ничего особенного не означает и в каком-то смысле похоже на гимнастику, однако из этого ничего не вышло, потому что в интимных действиях участвовало не только тело, но также сердце, эмоции.
Джессика влюбилась.
Прежде она представляла себе любовь совершенно иначе — теплой, уютной, радостной. Но чувство, поселившееся в ее душе, словно жгло Джессику изнутри. Оно было горячее, животрепещущее, нетерпеливое.
Отодвинувшись на край широкой кровати, Джессика свернулась комочком, из ее глаз покатились слезы. Она старалась не вздрагивать, потому что нельзя здесь плакать. Особенно из-за Фелипе. Он того не стоит.
Вскоре Фелипе дотронулся до ее плеча.
— Эй, малышка, почему ты плачешь?
— Я не плачу, — всхлипнула Джессика, изо всех сил стараясь возненавидеть этого человека.
Ей бы встать и гордо удалиться в свою комнату, но она продолжала лежать рядом с ним, по-прежнему желая его и осознавая простую истину: без него жизнь теряет смысл.
Пальцы Фелипе скользнули по ее мокрой щеке, отвели влажные волосы с лица.
— Я не должен был заниматься с тобой любовью. Это эгоистично. Я воспользовался своим преимуществом.
— Хочешь сказать, что, после того как я согласилась, ты перестал уважать меня?
Застонав от досады,
Фелипе заключил
Джессику в свои объятия.
— Что за глупости! Я ничего подобного не говорил.
— Но теперь я уже не так интересна тебе. Ведь ты сам сказал, что женщина может быть или любовницей, или женой, но никак не тем и другим одновременно.
Он нежно коснулся губами ее лба, виска и мокрой щеки.
— Тебя я могу сделать только любовницей, иного выбора у меня нет.
Если этим он хотел утешить Джессику, то достиг совершенно противоположного эффекта. Прикусив губу, она пыталась заглушить возникшую в сердце боль. Почему ей раньше не пришло в голову, каковыми являются ее истинные чувства по отношению к Фелипе? В двадцать четыре года уже пора отличать любовь от страсти.
Он легонько поцеловал ее в губы.
— Я все еще хочу тебя.
Ну да, хочешь мое тело.
Вы читаете Единожды отвергнув
