Прижавшись брелком к картонному основанию, между двумя пластиковыми бутылками с минеральной водой острием вверх торчали ключи. Я осторожно выудила их из упаковки. Брелок в виде маленькой мышки из меха кролика, покачиваясь, беспомощно повис вместе с тремя ключами. Один я держала в руке.
– Это что, поощрительный приз? – шепнула Алена.
Ответить я не успела, зато успела убрать ключи. От мощного толчка дверь распахнулась, и Алена, легко вспорхнув, улетела в противоположный конец подвала. Раздался характерный шлепок, легкий крик «мама!» и вслед за этим непонятный хлопок.
В проеме двери стояла растерянная Юля, но мне было не до нее. Кинувшись на зов дочери, я нигде ее не нашла. Это было настолько непонятно и жутко, что я заорала, заглушая свой собственный страх:
– Лена-а-а!!!
Гул прокатился по подвалу и вызвал новый приступ истерии. Сверху мигом подключилась Наташка. Не понимая, в чем дело, она ломанулась в подвал, визжа так, что я моментально заткнулась. Ее визга с лихвой хватало на двоих. Наташка не могла не обратить внимания на Юлю, безмолвно застывшую в дверном проеме. Именно поэтому и вышибла ее оттуда, ни на секунду не прекращая визга. Девица повторила траекторию полета Аленки, но в отличие от нее никуда не исчезла – просто шлепнулась у ящика с картошкой. У меня начисто пропал дар речи. У Наташки – дар переливчатого визга с трелями. Несколько раз я пыталась объяснить подруге, что случилось нечто ужасное, но выдавала только: «Але, Але, Але…», беспомощно помогая себе хаотичными жестами. Юля, морщась от боли в разбитых коленках, выдавала только: «Ой-е-е-е-е-ей, ай-я-я-я-яй, ау-у-у…» и так далее.
Наташке это надоело довольно быстро. Сморщив нос, она выслушала мое очередное «Але!» и внятно сказала:
– Вас слушают! Наталья Николаевна на стреме.
Юлька разбавила свои стенания словами о том, что Леночка улетела. Даже ухитрилась махнуть рукой в неопределенном направлении. Интонацию при этом оставила прежней. Ее напевный плач чередовался с оханьями, аханьями и моими слабыми подвываниями.
– Блин! – внесла свой скромный вклад Наташка в общую какофонию звуков и шагнула вперед.
Ну как нельзя вовремя, поскольку следом появился увесистый конец какой-то рогатины. На короткое время воцарилась тишина. Выжидали продолжения. Вслед за рогатиной очень медленно и осторожно, по частям, нарисовалась моя дочь. Лицо было испуганным, но решительным.
– Блин! – поддержали Наташку мы с Юленькой и снова умолкли.
– А сказали: ты куда-то на чем-то улетела… – не веря своим глазам, почти басом прогудела Наташка.
– Я-то? Да… Улетела… Но не навсегда. Пришлось вернуться. Вы тут так орали! – Внимательно оглядевшись по сторонам и пробормотав, что и сейчас еще есть женщины в русских селеньях, дочь недвусмысленно покосилась на Юлю и швырнула рогатину вперед. С глухим стуком импровизированная дубинушка приземлилась. Все уставились на нее.
– Откуда ты, прекрасное дитя? – прокашлявшись, спросила Наташка.
– Оттуда. Юлька дверью на волю вышвырнула. – Аленка, прихрамывая, прошла к противоположной стене подвала, на метр от пола отделанной вагонкой под квадраты, и нажала на один из них. Он оказался замаскированной маленькой дверцей – почти как в каморке папы Карло.
– Это придумано специально, – торопливо пояснила Юля, чувствуя себя виновницей переполоха. – Не таскать же дрова для титана и сауны через верх. Да и для солений-варений удобно. Овощей, опять же… – Она примолкла, с усилием дуя на ссадины.
– Это что ж, мы спали с открытой дверцей? – ужаснулась Наталья, как всегда смотревшая в корень проблемы.
– Как бы не так! – запальчиво возразила Алена. – Вылететь-то я вылетела, а вот обратно и вползти не удалось. Дверца снаружи не открывается. На ней нет ручки, а сидит она плотно. – Дочь отпустила квадрат на свободу, раздался глухой хлопок: дверца вернулась на свое место. – Она на пружинах! Вы тут так разорались, что я с испугу нарисовала образ маньяка, который, отняв у мамочки коржи для торта, кромсает их в мелкую крошку и злорадно смеется. Как хорошо, что ошиблась! Юлька! И зачем ты меня вышибла? Так с гостями, у которых мамочка с юбилеем, не обращаются.
Юленька оставила травмированные коленки в покое и принялась пояснять, что мы слегка подзадержались в подвале, вот она и решила прийти нам на помощь. Кто ж мог знать, что Алена не в состоянии находиться на ногах без твердой опоры в виде двери в подвал из натурального дерева. Не следовало ее вообще подпирать.
– Во всем должен быть порядок! – вмешалась Наталья. – Вышел, закрой за собой дверь. Вошел – тоже. Ленусик, ты правильно поступила. Что толку, что Юлька оставила дверь открытой – видишь, теперь коленки потирает. Смажем йодом, и зарастет как на собаке. У нас с вами сейчас одна главная задача: прожить полдня и ночь перекантоваться, сведя потери к минимуму. Ириша – главная движущая сила наших несчастий. Прошу об этом помнить. Какого черта ты тут застряла? – рявкнула она на меня.
– Картошку за тобой по полу собирала! – нашлась я и показала зажатую в руке картошину. – Остальные уже в ящике.
– Да? Странно. Я вроде всю подняла… И нечего сваливать с больной головы на здоровую. Во избежание всеобщего травматизма и в честь твоего дня рождения отпускаю тебя на все четыре стороны твоей комнаты. В остальных местах ходишь с сопровождением. – Она первой направилась к выходу из подвала. Завершала процессию Юля с рогатиной в руках.
Сославшись на внезапно возникшее желание прилечь, я отправилась куда послали – в сторону своей комнаты. Хотелось проверить, подходит ли один из ключей к двери уехавшей Дульсинеи? Не тут-то было! Следом за мной потянулись Алена и Наталья. Остановившись у комнаты Наины Андреевны, подруга прислушалась и заметила:
– Юля права. Тихо. Наверное, спит. Жаль. Я хотела ее прогулять. Все равно пока делать нечего. Наша девушка отправилась страдать. Хотя, честно говоря, я думаю, что она просто не выспалась.
Я молчала, раздумывая, стоит ли проверять ключи при свидетелях. Решила, что не стоит. Пусть живут в счастливом заблуждении в части неясных образов и явлений, рожденных вчерашней ночью в моем больном воображении. Но едва закрылась дверь в наше однокомнатное общежитие, как Наталья спросила:
– Почему ты застряла в подвале? И не думай, что меня можно поймать на картошку.
– Она откопала в подвале связку ключей, – тихо пояснила вместо меня Алена. – Прямо в упаковке с минералкой.
– Это там, где тебя не очень хорошо встретили? – Наталья хотела казаться равнодушной, но в вопросе читалось напряжение. – Я имею в виду, не ответили на рукопожатие, хотя и протянули для него руку.
– Это, наверное, потому, что сначала протянули ноги, – с дрожью в голосе пролепетала Алена. – Мамочка, тебе надо искать бабку. Пусть снимет с тебя порчу. Непостижимым образом ты оказываешься в самой середине неприятностей.
– Она не виновата, – заступилась за меня Наташка. – Неприятности, как ты их ласково называешь, все равно имели бы место быть и без участия твоей несчастной матери. – Она задумалась и добавила: – И нас тоже, несчастных… Не стоит спорить с судьбой. Может быть, таким образом она нас охраняет от худших вариантов… Помнится, ты говорила о том, что рука была теплая, но безжизненная? – слегка подтолкнула она меня к дивану. Я уселась, бормоча, что некоторые полностью игнорируют правду-матку, принимая ее за бред сивой кобылы. – Яникогда не говорила, что ты сивая, – обиженно заметила Наташка. – Кстати, что это за оттенок? Случайно, не цвет моих волос?
– Весьма вероятно, – мрачно согласилась я. – Если так называют пепельный.
– Вы отвлеклись! – Замечание дочери оказалось как нельзя кстати. Уж полчаса точно ухлопали бы на пререкания. Тем не менее Наташка успела заметить, что она совсем не седая, а я предположить, что подруга, скорее всего, пегая. – Если рука была теплая, – немного повысила голос Алена, – значит, тот, кому она принадлежала, был жив и находился либо в засаде и прикидывался бревном, либо в обмороке.
– Чего ему засадиваться… засаживаться… ну, словом, караулить в подвале? И как он туда попал? – Наташка возмущенно пожала плечами.
– А через открытую входную дверь. Теперь я окончательно уверена в том, что мама была права. – Дочь погладила меня по руке. – Но вот кто ему ее открыл? Мы выпадаем сразу. Наина под замком и за решеткой.
