которой во все стороны расходились концентрические круги.
Суду все ясно. Василий Макарович говорил о радиомаяке, на сигнал которого и прилетел вертолет. Браво, контрразведка. А Вера ведь права. Макарыч заслуживает уважения. Дело свое знает туго. Сейчас он отыщет маяк…
Контрразведчик подошел к Валентину и опустился на корточки. Сидевший рядом Антидот горестно покачал головой.
– Убили парня, суки…
Поначалу Вербицкий думал, что Макарыч пытается нащупать пульс. Нет. Рука Василия нырнула в карман брюк мертвого Валентина. Он показал Талашу круглый черный предмет по виду напоминавший большую горошину.
– Когда и как его завербовали?
– Вальку?! – лицо Талаша исказила гримаса ярости и боли. – Да как ты можешь?! Такое… Про него!
– К сожалению, могу, – Василий Макарович встал, захлопнул ноутбук и сунул под мышку. – Против фактов, Талаш, не попрешь. Валентин навел на нас вертолет. Скоро здесь появятся и наземные войска.
– Валька! – застонал Талаш, прижимая ладони к вискам. – Валька! Кто бы мог подумать!
– У них тоже контрразведка работает, – с грустью констатировал Макарыч, доставая из кармана свой фирменный платок. – Командуй общую тревогу, братан.
Когда Талаш поднял голову, Вербицкий заметил, что глаза командира блестят от слез. Он посмотрел на Антидота и Марата так, словно видел их впервые.
– А вы че, здесь уши развесили? В строй!
Пришлось повиноваться. Слишком уж болезненным был взгляд Талаша, узнавшего, что один из его людей – предатель.
Вербицкий и Бельский заняли свое место в строю, причем Антидот не преминул шепнуть Марату на ухо.
– Попали, так попали. Сейчас здесь будет жарко, уж ты мне верь. Эх, как хочется стать дезертиром! Неохота, брат помирать в расцвете лет. Да еще на трезвую голову. Как думаешь, может перед боем, как полагается по сто грамм «наркомовских» раздадут?
– Не думаю…
Вербицкий посмотрел на Гришу. Он что придуривается или на самом деле каждую минуту думает о том, как залить зенки? Вот уж и вправду Антидот!
– С минуты на минуту ждем гостей! – загремел над лагерем голос Талаша. – Всем занять позиции. Раньше времени не высовываться. Без моего приказа огонь не открывать! По местам!
Партизаны занимали позиции. Кто-то нырнул в ячейки-схроны, кто-то просто залег, используя как укрытия неровности местности и деревья. Бельский и Вербицкий устроились рядом. Марат поймал на себе завистливый взгляд Антидота.
– А ты автоматик где успел раздобыть?
– Меньше про бухло думать надо, – усмехнулся Вербицкий.
– Ох и намучаюсь я со своей винтовкой, – буркнул Гриша, пытаясь сдвинуть с места затвор «трехлинейки». – И зачем я только из камеры сбежал? Тепло, светло и мухи не кусают. Эх, жизнь моя жестянка! Хоть штык примкну.
Вербицкий не стал комментировать эти заявления. Он искал взглядом Веру. Тщетно. Девушка, как сквозь землю провалилась. Единственной пользой, которую извлек Марат из своих наблюдений, было то, что он заметил в руках нескольких партизан гранатометы. Радость от хорошего оснащения дестабилов омрачалась сознанием того, что бой обещал быть серьезным. Бойцы Талаша явно поджидали не только пехоту.
От бля. А что если он схлопочет пулю в лоб раньше, чем Вера откроет тайну его появления здесь? Что если он вообще не увидит девушку больше?
Вербицкий сорвал травинку. Принялся ее покусывать. Сок оказался горьким, как и мысли. Я все равно паду на той, на той единственной гражданской. И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной. Точно. Ох, как точно сказал Булат Шалвович. Падешь, Вербицкий. Склонятся над тобой, а потом и зароют в одной из безымянных могил две тысячи сорок первого.
Шутки шутками, а Марат почему-то не чувствовал страха смерти. Гораздо больше он боялся того, что не увидит Веру. Странная девушка из будущего пленила его сердце раз и навсегда. Красивая, загадочная. Там, откуда он пришел, таких не было…
Печальные раздумья Вербицкого прервал свист. Протяжный, надсадный. Потом в десятке метров вздыбилась земля. Ее комья и куски дерна взлетели к верхушкам сосен и осыпались вниз. Дальше взрывы следовали один за другим. Уже без предупредительного свиста они превращали стойбище дестабилов в кромешный ад. Марат прикрывал голову руками, хоть и понимал что это – мертвому припарка. Их обстреливали из минометов.
Сколько времени продолжался обстрел Вербицкий так и не понял: может пять минут, а может и полчаса. Обстрел закончился также внезапно, как и начался. Зловещую тишину нарушали стоны раненых. Марат поднял голову. Меньше чем в полуметре от него на окровавленном мху лежала оторванная ступня. Зрелище было бы не столь жутким, если бы не одно обстоятельство – ступня торчала из стоптанного белого кроссовка. Только теперь Вербицкий со всей отчетливостью осознал – в его стране идет гражданская война и тому, кто ее проиграет, пощады не будет.
Антидот оказался более деятельным, чем Марат. Он ловко просунул четырехгранный штык винтовки под шнурки и отшвырнул тошнотворное содержимое кроссовка подальше. Поблагодарить его Вербицкий не успел. Раздался рев двигателей. Из кустов, через которые Вербицкий пришел к партизанам, выехал бронетранспортер. По крайней мере, так обозначил эту машину Марат.
Черный сигарообразный ее корпус покоился на шести огромных, в рост человека колесах. Ни намека на окна. Спереди и по бокам зловещая машина ощерилась лесом стволов и раструбов, а сзади вращалось что- то похожее на параболическую антенну.
Не успел Вербицкий как следует рассмотреть чертову колесницу, как из раструба вырвался тугой столб огня. Запахло горелой древесиной. Новый выстрел из огнемета нашел цель. Окутанный языками пламени человек вскочил, завертелся волчком. Не издав ни звука, несчастный рухнул на землю, подняв в небо фонтан оранжевых искр. Затявкал пулемет. Поливая свинцовым смерчем все на своем пути, бронетранспортер продвигался к центру лагеря.
Почему они стреляют в ответ?! Есть же гранатометы. Или они не способны остановить этого, закованного в стальные латы дракона?!
Вербицкий решил действовать самостоятельно. Поймал в прицел «дробыша» наиболее как ему казалось уязвимую деталь машины – параболическую антенну. Может если удастся ее повредить бронетранспортер лишится зрения? Черт. Талаш отдал приказ не стрелять без его команды. Отдал, то отдал. А может, его уже нет в живых?
Подминая под себя кусты, выкатились еще три бронетранспортера. Два обстреливали лагерь из пулеметов, размещенных на вращающихся платформах, два – поливали землю огнем.
Марата охватила паника. На мгновение ему показалось, что в живых остался только он. Очень живо представилось, как колеса бронетранспортера вдавливают его в мох. Не бывать этому. Он будет отстреливаться и отходить в лес.
– Огонь! – прогремел над сумятицей треска и рева зычный голос Талаша. – Огонь!
– Ф-у-у-ух! Фу-у-ух!
Первым завалился набок самый дальний из бронетранспортеров. Он застыл на месте. Одно колесо объяло пламя. Пулемет стих. Послышался металлический лязг. Вербицкий заметил, черные фигуры, суетившиеся позади машины. Эсэнэсовцы покидали бронетранспортер.
Вокруг Марата то и дело клубились облачка дыма – подтверждения новых выстрелов из гранатометов. Остановились еще два бронетранспортера. Последняя машина упорно двигалась вперед. До тех пор, пока под ее сигарообразным брюхом не взорвалась граната. Скрежет. Машина дернулась и застыла. Однако пулемет ее продолжал работать. Вербицкий увидел, как на колесо бронетранспортера карабкается человек. Используя углубления в протекторах, он забрался наверх. Выпрямился во весь рост. Марат узнал Талаша и
