пивом, за которым по очереди прикладывались к деревянному бочонку. Впрочем, назвать это пивом можно с такой же точностью, как и квасом. Может быть, это была брага. По крайней мере, это был напиток из закисшего зерна, в котором содержалось не больше двух-трех градусов, — довольно пенный, отчего сразу стало пучить живот.
Сидевшие рядом с нами воины поглядывали на нас с Любавой недружелюбно, но никто не пытался нас обидеть. Впрочем, это ни о чем не говорило: к нам присматривались.
— Ты узнаешь здесь кого-нибудь? — тихо спросил я у девушки, наклонившись к самому ее уху. — Кого-нибудь из тех, кто напал на вас с Хельги?
Она отрицательно качнула головой, не поднимая глаз. Ну и отлично. Кто знает, что случилось бы, узнай кто-то из воинов ту девушку, которую утром обрекли на смерть…
Поев при свете костра, потому что уже совсем стемнело, я подошел к Всеславу, лежавшему молча.
Мальчик отказался от пищи, и я обрадовался этому. Сам я забыл предупредить о том, чтобы ему ничего не давали, кроме воды.
— Как дела? — спросил я, взяв его за руку, чтобы измерить пульс. В ответ он только пошевелил пересохшими губами и закрыл глаза. Температура у него была высокая, он весь горел.
— У него сильный жар, — услышал я голос Любавы, которая все время жалась ко мне и не отходила ни на шаг. Теперь она тоже держала мальчика за руку.
— Очень верное замечание, коллега, — ответил я с горькой иронией. — Этого следовало ожидать, иначе и быть не может. Вот только вопрос: чем снимать температуру? У тебя, случайно, нет аспирина? Или, может, сбегаешь в аптеку?
Любава пристально посмотрела на меня и произнесла слово, которого я не понял.
— Это трава, — пояснила она. — Если сделать настойку, то жар уйдет. Но у меня нет с собой ничего.
— А ты знаешь, как выглядит эта трава? — спросил я, и девушка кивнула.
Но идти ночью искать траву было бессмысленно, так что, в любом случае, приходилось ждать до утра.
— Он поправится? — вдруг спросила у меня Любава, кивнув на мальчика.
Я вздохнул. Врачу очень трудно ощущать собственное бессилие.
— Вряд ли, — честно сказал я в ответ. — Видишь ли, все против этого. Будем предполагать, что я удачно сделал операцию. По крайней мере, мне бы хотелось так думать… Но обязательно начнется загноение. Да, собственно, оно уже идет, и температура свидетельствует именно об этом.
— Жар? — уточнила Любава, и мне не оставалось ничего иного, как, улыбнувшись ее понятливости, кивнуть.
— И не только потому что у меня нет антисептических препаратов, а просто нагноение бывает очень часто, даже если все измазать йодом. Антибиотиков нет, так что…
Я махнул рукой и отвернулся. Не излагать же неграмотной девушке содержание «Очерков гнойной хирургии». Да и вообще — плохо наше дело.
Вариться мне в котле на радость Вольдемаровым собакам!
— Утро вечера мудренее, — сказал я и повалился на бок рядом с Любавой. Будь что будет, силы окончательно оставили меня. Этот безумный день должен был уже наконец хоть как-то закончиться!
День закончился, и даже большая часть ночи прошла вполне спокойно. Сквозь сон я иногда слышал разговоры сидевших у костра и ходивших мимо воинов, их смех. Слышал лай собак, которые во множестве были в войске и сидели привязанные у речного берега.
Мне даже снился сон, который предстояло вспомнить только спустя время.
А проснулся я под утро, разбуженный дикими криками, заставившими меня стряхнуть с себя нечеловеческую усталость и оцепенение.
Проснулся не я один: лежавшие вокруг у костра вповалку воины тоже подняли головы.
Кричала Любава, да, впрочем, я сразу ее увидел. И не только увидел, но оценил и понял ситуацию.
Ничего нового или старого, такое бывает в любом войске. Да что там войске, такое случается в любой компании, где собираются много мужчин и одна женщина.
Вероятно, спавшая рядом со мной Любава проснулась и отошла в сторонку справить нужду. Вот тут ее и настиг один из воинов. То ли он следил всю ночь и ждал подходящего момента, то ли проснулся одновременно с девушкой, но, во всяком случае, парнем он оказался сексуально озабоченным.
Он повалил девушку на землю в десяти шагах от костра и теперь лежал сверху, яростно пытаясь раздвинуть ей колени. Холщовое платье на Любаве было уже задрано к ляжкам, а сама она отчаянно сопротивлялась, издавая при этом крики о помощи.
Мгновенно сбросив с себя остатки тяжелого сна, я вскочил на ноги. Воин был так увлечен своим делом, что даже не обернулся, когда я схватил его сзади за плечо. Но уже в следующий миг, когда я попытался оторвать его от Любавы, он принял меня во внимание. Оставив девушку лежать на земле, воин поднялся и смерил меня блуждающим взглядом. В его глазах были похоть и ярость — ничего человеческого. Или слишком много человеческого, если считать человека зверем. Это уж кому как нравится…
Мы встретились взглядами, я оценил его мощную фигуру и вспомнил о том, что когда-то в ранней юности занимался борьбой. Но только давно это было.
Правда, воин и не думал со мной бороться, он сразу же вытащил из-за пояса длинный нож с широким лезвием. Взвесив его в руке, он смотрел на меня и ухмылялся.
Оглянувшись вокруг, я увидел множество лиц, но никто не подумал вмешаться. От криков девушки проснулись не только воины, спавшие возле нашего костра. От соседних костров тоже смотрели на нас во все глаза. Мельком я поймал взгляд Вяргиса, который был тут старшим, как я заметил, но и он лишь смотрел, явно не собираясь что-либо предпринимать.
Мы были чужаками здесь, в этом войске, а значит, попросту не подпадали под действие здешних законов. Если тут были какие-то законы и правила, то на нас с Любавой они, в любом случае, не распространялись.
Наверное, князь Вольдемар действительно поручил Вяргису присматривать за нами, но защищать нас суровый воин не видел особенной необходимости.
— Оставь ее, — сказал я насильнику, стуча зубами от охватившего меня страха. — Не трогай ее, она моя.
— Твоя? — Он казался очень удивленным. — Это твоя жена? Жена должна сидеть дома, а не ходить в походы.
Прозвучавшие слова показались мне достаточно рассудительными, чтобы продолжать диалог. Но не тут-то было — в следующий миг воин бросился на меня и попытался полоснуть ножом по лицу.
К счастью, мне удалось увернуться, отскочив далеко назад. Нельзя было принимать открытый бой с этим человеком — слишком уж предсказуемым был результат. Да и куда я против грозного ножа?
Увидев, как я проворно отскочил, насильник засмеялся, и спрятав нож обратно за кожаный пояс, обернулся к пытавшейся подняться с земли Любаве.
— Куда? — крикнул он, схватив ее за распущенные волосы. — Ложись назад! Вон куда твой защитник убежал.
Он указал на меня, вернувшегося к костру, и неправильно расценил мои действия. В следующую секунду я поднял с земли ружье…
Передо мной была сложная дилемма. Стоило ли пускать в ход оружие, да еще огнестрельное? Надо ли так страшно рисковать сейчас?
В конце концов, я ведь не знаю здешних нравов и обычаев. Очень может быть, что если женщина оказалась в войске, то она должна принадлежать всем желающим. А почему бы и нет? Ведь законные жены, вероятно, действительно сидят по домам.
Да и сама Любава…
«Сейчас она кричала и отбивалась, — думал я, — но кто знает, как она на самом деле отнеслась бы к насилию? Она ведь не человек нашего времени, у них тут должны быть свои собственные понятия о
