неудавшийся жених, едва-едва удержавшийся в институте, сидит перед ним — мужчина в полной красе, и даже в чертах его нет ни намека на бурное прошлое. Всё в нём солидно: от дорогого костюма строгого тёмного цвета до итальянских штиблет и дорогих часов «Ролекс» на запястье.
— Ну ты же знаешь, Савва, в студенчестве у меня всё было не просто. Но перебесился, стал потихоньку навёрстывать упущенное. На шестом курсе перед распределением женился. Жена — ленинградка, с высшим образованием. Меня, естественно, оставили работать в Питере. Попал на кафедру соцгигиены в ординатуру. Сначала работа мне не понравилась, а потом привык. В каждом деле, как ты знаешь, есть плюсы и минусы. Плюсов для меня во всяком случае оказалось больше. В общем, остался, закрепился. Через три года защитил кандидатскую. Тут уж дело пошло как по маслу. Предложения посыпались отовсюду. Выбрал должность врача-инструктора в Управлении здравоохранения Смольнинского района и там стал, как сейчас говорят, делать карьеру. Сначала инструктор, потом заместитель заведующего отделом, ну, а потом дошёл до заведующего отделом по общим вопросам. Когда началась перестройка со сменой власти в стране, нас всех разогнали. Ушёл в городскую больницу, замом по лечебной работе. Потом перешёл в институт, снова на кафедру, в нашу Alma mater. Дорос до доцента. Но чувствую — не моё, неинтересно работать. Стал искать другое занятие. А тут звонок из мэрии, просят снова на работу. Набрали зелёную молодёжь, а они пороха не нюхали, что к чему не понимают. Учили одному, а на деле другое. Нас, старые кадры, разыскали, уговорили поработать. Сейчас отдел международных отношений возглавляю, по здравоохранению…
И Валера закончил долгий монолог.
— А семья есть? — спросил Савва.
— А как же, как у всех. Есть. Во второй раз женился поздно, почти к тридцати. Сын от первого брака сам уже женат, внук скоро школу закончит. С первой женой развелись через два года. Несовместимость полная. А со второй уже лет двадцать живём, вроде бы всё в порядке, но детей Бог не дал. А у тебя как на этом фронте? Я знаю, что ты женился рано, сразу после пятого курса. Говорили, что у вас и ребёнок родился ещё в студенчестве. О твоих научных достижениях и выступлениях в газетах я в курсе, а вот чем живёшь кроме работы, не знаю.
— Да, верно, Валера, ты прав. Мы работаем, чтобы чего-то достичь, а достигая, вспоминаем: кто я, что со мной, кто меня окружает? И в один прекрасный день понимаешь — прожил ли ты жизнь как положено, с ошибками, удачами, невзгодами, с любовью и утратами, или прокоптил небо напрасно. Нет у тебя ни жены, ни любовницы, ни любящих детей, ни друзей, ни просто сочувствующих тебе людей. Все твои достижения напрасны, псу под хвост. Словно ты прожил жизнь лишь для вида и для порядка. Тогда вот и начинаешь ценить простых смертных, которые вроде бы ничего из себя не представляют, а живут счастливо. Конечно, у каждого своё преставление о счастье, но я говорю о простых человеческих понятиях. Так вот, если в этом смысле — то мне повезло, и я всё же счастливый человек. Думаю, что заслуга в этом не моя, а моей жены. Она смогла всё перенести, устояла в житейских бурях и создала тот мир, который называется семьёй. И я благодарен ей. Хотя, сам понимаешь, наша жизнь далеко не безоблачна.
Савва отпил из бокала и продолжил:
— В общем, я доволен своей семьёй. У меня двое детей, есть внуки, тоже школьники. Жду, когда третий внучок появится. Там всё вроде бы в порядке. Вот только близкие уходят в мир иной. Уже нет отца, мать похоронил, брат Лёшка умер, старший брат ещё раньше ушёл — рак неоперабельный. До этого сестра по глупости умерла. У неё астма была, а она пошла в лес. И препарат дома забыла. Приступ, а лекарства нет. Она, видимо, даже ничего не поняла, так и умерла, сидя на пеньке. Теперь я один из рода Мартыновых остался, если не считать детей и внуков. А было сколько Мартыновых — не сосчитать. Все ушли.
— Да, Савва, невесёлая у тебя статистика. У меня потери тоже есть, но не столь удручающие. Отец рано умер, я ещё учился. А мать, слава Богу, жива ещё. Нет-нет и заеду к ней в гости. Хоть и старенькая, а всё же жива.
— Ценное это дело — живые родители. Пока они живы, мы дети, — философски заметил Савва.
— Мда…
Оба замолчали, допивая коньяк.
— А куда и зачем летишь? — задал вопрос Савва.
— А туда же, куда, наверное, и ты. В Швецию на симпозиум. Нас туда пригласили целую делегацию, человек пять или семь, точно не помню. А раз делегация, должен быть представитель от руководства. Вот я и еду. По правде сказать, эти поездки немного надоели. Но работа такая, никуда не денешься.
— Да, Валера, ты прав. Работа требует самоотдачи. Иногда всё надоест до чёртиков. Устанешь, видеть никого не хочешь. А пару дней отдохнешь на выходных, так в понедельник аж с радостью бежишь. Вот уж воистину говорят «работа дураков любит». Наверное, я к дуракам и отношусь.
Валерий засмеялся:
— Да, побольше бы таких дураков в стране, как ты, давно бы Америку перегнали. А так, плетёмся в хвосте у Европы. Едем к шведам учиться! Можно подумать, что у них космические корабли запускают или самолёты лучшие в мире. С той же медициной проблем через край. А будут лекции читать, учить нас уму- разуму.
— Ты не прав. Они социализм построили быстрее, чем мы: без революций, крови и драки. Так, тихой сапой. По качеству жизни бывшие варяги и чухонцы вышли на первое место в мире. У шведов и финнов есть чему поучиться.
Савва встал и взял Валеру под руку, перед этим посмотрев на часы.
— Нам пора, пойдём на регистрацию; объявление уже было.
И по пути, и стоя в накопителе, они продолжали говорить, каждый о своём, наболевшем. Так вот и состоялась их последняя встреча.
«Да, вот что в жизни бывает», — снова и снова, как кинохронику, прокручивая назад метры своей жизни, повторял про себя Савва Николаевич, уже не удивляясь произошедшей встрече. У пьесы должен быть конец. «И слава Богу, что он такой», — удовлетворенно хмыкнул Савва Николаевич, сидя в самолётном кресле.
Глава 12. Любовь и время
Студенческая любовь — сложная субстанция. Студенты быстро влюбляются и ещё быстрее охладевают к своему предмету воздыхания. Причин тому много, но главная — большой выбор кандидатур для обожания. Все молоды, красивы, ещё в меру испорчены; все страстно желают влюбиться и быть любимыми, но настоящего жизненного опыта ни у кого нет. И если тот, кому ты ещё вчера поклялся в вечной любви, оказывался на деле не тем, о ком ты мечтал, студенческая пара распадается и каждый продолжает хаотичное движение в поисках своего идеала любви.
Нет-нет. Савва Николаевич не хотел сказать, что среди студентов не было настоящей любви: такой, чтобы раз и навсегда. Конечно, такие случаи были и будут. Но чаще всего под студенческой любовью подразумевается влюбленность, которая может пройти, а может и перерасти в настоящее чувство.
На их курсе было несколько красивых влюблённых пар, которыми все интересовались и восхищались. Савва Николаевич стал вспоминать подробности, и они захватили его целиком.
Он был из группы Саввы и звали его Сергей Ковалёв. Она из другой группы, но с лечебного же факультета. И все её звали почему-то по фамилии — Даманская, хотя у неё было красивое имя Ирина. Ирина Даманская была чуть старше Сергея. Приехала она из Прибалтики и, как все прибалты, была раскованна, очень элегантно одевалась и была одной из немногих в институте девушек, которые открыто курили. По тем временам это почти геройство, сродни тому, что не быть комсомольцем или не ходить на субботники.
У Ирины были хорошо подстриженные чёрные волосы и оливкового цвета глаза на удлинённом лице с резко очерченными губами. Она и впрямь была очень эффектной девушкой, не влюбиться в которую было невозможно.
Сергей идеально подходил под её облик. Высокий, статный, с умными серо-зелёными глазами, мягкой улыбкой и пушистыми усиками. Рафинированный интеллигент из семьи известных в Ленинграде людей. Он
