талант ничего не стоит, потому что никакое, даже самое богатое, воображение не нарисует ту Мэри, которая есть на самом деле. И никакой сонет не передаст тех чувств, которые испытывает он.
Уильям уснул под утро. Но проснулся он свежим и выспавшимся — впереди его ждал день счастья, день, который он собирался провести с Мэри…
— Ну что, вляпался в очередную историю? — спросил Джеймс, покусывая травинку.
Они лежали в телеге, которую нещадно потряхивало на кочках, смотрели на голубое небо и лениво перекидывались отдельными ничего незначащими фразами. Но Джеймс долго не выдержал и перешел к теме, которая его волновала с момента их отъезда из Оксфорда.
— В какую историю? — Уильям сделал вид, что не понимает, о чем там толкует Джеймс.
— Опять нашел себе возлюбленную, которая несвободна. Мэри еще и живет не в Лондоне. Как она будет бегать к тебе на свидания?
Телегу снова тряхануло. Ветки деревьев склонились над ними совсем низко. Джеймс схватился за ветку и умудрился ее надломить, чуть привстав для верности.
— Вот, — сказал он гордо, показывая ветку Уильяму, — иллюстрация к моим словам.
Уильям с любопытством посмотрел на друга.
— Ты также надломил Мэри и решил забрать ее с собой. Но надломить надломил, а забрать-то не выйдет! Тебе везет на замужних женщин.
— Не везет, ты хотел сказать, — поправил Уильям Джеймса.
— Кого хочешь надломить, того и ломаешь.
— В тебе умирает поэт. Пиши стихи, сонеты, поэмы. Джеймс, не надо свой талант испытывать на мне. Пиши пьесы. Мне не жалко.
— Я не поэт. Я актер. Произношу красивые фразы. Это не значит, что я смогу их сам сочинять. Ладно, речь не обо мне. Расскажи про Мэри. Ты разлюбил Элизабет?
— М-да… Расскажи про Мэри, но при этом вопрос про Элизабет. Попробую ответить. Начнем с того, что любить можно и двоих женщин.
— О! — воскликнул Джеймс. — Я тебе завидую. Ты, Уильям, способен на многое!
— Не смейся. Сам подумай: любишь ты кого-то сильнее жизни. Потом, вдруг встречаешь совершенно другого человека. Ну, совсем непохожую на предыдущих женщин. Разве ты разлюбишь того, кого любил до этого? Разве они стали хуже? Нет. Просто немного освободилось место в сердце. Любовь к Элизабет останется навсегда. Но Мэри — это совсем другое. Это новое чувство.
— Путано говоришь, — покачал Джеймс головой, — и сам понимаешь, что несешь полную несусветицу. Ты хочешь себя оправдать, вот и все.
— Неправда. Я пытаюсь тебе объяснить. Хорошо, попытаюсь по-другому. Есть у человека несколько детей. Он же всех их любит. Рождается первый — он любит его так, что, кажется, на других сердца не хватит. Рождается второй — он его тоже любит. И первого любить при этом не перестает. И так дальше. Пятый родился — он любит пятого и четверых, рожденных ранее.
— Когда ты начинаешь так выражаться, Уил, я понимаю, что ты придумываешь слова, а я их произношу. Не могу тебя переспорить. Внутренне понимаю, что ты не прав, но доказать свою правоту неспособен. Ладно, хорошо, просто расскажи про Мэри. Без Элизабет.
— Она является воплощением моего счастья, — Уильям раскинул руки, случайно задев Джеймса, — извини.
— Ничего, продолжай, — Джеймс обмахивался отломленной веткой.
— Мэри похожа на итальянку. Я представляю себе итальянок и думаю о ней. Она умна. Она красива. Ее мужу повезло. Понимает ли он это?
— Мужья никогда своего счастья не понимают, уверяю тебя. Жена — это как стул, стол, комод. Что-то само собой разумеющееся. Ты разве как-то иначе воспринимаешь Анну?
— Анна — другой случай.
— Почему? Представь, какой-то мужчина влюбляется в нее. Он будет видеть твою жену совсем по- другому. Иначе, чем ты. Он будет ее ценить, видеть в ней те качества, которые ты разглядеть не смог.
— Только никто в нее не влюблялся. Проверить твои слова сложно.
— Откуда ты знаешь? Ты, может, вообще ничего про свою жену не знаешь, будучи увлеченным другими женщинами.
Уильям спорить не стал. В глубине души он и сам был согласен с другом. Но ничего поделать с собой не мог.
В то лето Уильям еще два раза съездил в Оксфорд. Он садился на коня и, будучи не очень привычным к такому способу передвижения, приезжал к месту назначения уставшим и разбитым. Но Уильяма это не смущало. Он шел к Давенантам на ужин, разговаривал с Джоном о ценах на землю, о доходе, который приносит постоялый двор, и о прочих серьезных темах. Вскоре, как обычно, Джон шел спать, оставляя жену и Уильяма одних.
Темы разговора тут же менялись. Мэри расспрашивала Уильяма о театральной жизни, о Лондоне. Они обсуждали прочитанные книги и порой спорили об их содержании до поздней ночи. Мэри теперь имела в своем распоряжении все пьесы Уильяма, но, несмотря на его просьбу искренне высказывать по ним свои замечания, она упорно говорила, что они идеальны.
На следующий день они ходили гулять по городу, чаще всего скрываясь от посторонних глаз в тенистых аллеях парка или присаживаясь у берега реки. Их отношения становились все более близкими и романтичными. Они все дольше молчали во время таких прогулок, держась за руки, если их никто не видел, и не отрывали взгляда друг от друга.
Потом Уильям уезжал. Он догонял своих друзей-актеров, путешествовавших по стране, страдал от разлуки с Мэри, но отчего-то был постоянно в приподнятом настроении, которое более походило на лихорадку.
— Как там муж? — интересовался Джеймс, когда возвращался Уильям. — Ничего так и не подозревает, наивный чудак? Думает, ты к нему ездишь обсудить проблемы покупки десятинных земель в Стрэтфорде?
— Да, представь, он мне дает действительно ценные советы, — кивал Уильям с блуждающей улыбкой на лице.
— Не ревнует тебя к своей жене?
— Ревность — это неправильное чувство.
— Да, когда изменяют не тебе, это очень неправильное чувство. Ты сам, что ли, не ревнуешь Мэри?
— Я — другое дело, — упрямился Уильям, — я ревную от безысходности. Оттого, что она никогда не будет моей. А Джону повезло: он ее муж и обладает всеми правами.
— Кроме права сидеть с ней ночами и обсуждать прочитанное. Или гулять вдоль реки. Или покрывать ее пальчики поцелуями.
— Прекрати, Джеймс. Как только я вспоминаю эти прогулки, тут же хочу туда ехать вновь. Без Мэри мир теряет краски, тускнеет и становится неинтересным. В ней столько эмоций, столько искренних чувств.
— Советую воспользоваться таким состоянием и написать что-нибудь. Ты еще в этом году не написал ни одной пьесы. Давай поработай немного. А то тратишь со мной слова попусту. Ты же красиво порой выражаешься, Уильям. Садись и пиши. Театру нужны новые пьесы. Сколько можно играть одно и то же.
— У нас большой репертуар, — возразил Уильям, — у нас даже крадут пьесы другие театры. Так что всем хватает.
— Не упрямься. Твое увлечение Мэри должно получить воплощение на бумаге.
Уильям задумался над словами Джеймса. А ведь и правда. Необязательно посвящать ей сонеты или поэмы. Можно просто написать пьесу. О чем? О любви, конечно. Тут Уильям и не сомневался. Но что это будет? Не историческая драма, это точно. Не комедия. Почему-то писать в честь Мэри комедию не хотелось, хоть она и была бы прекрасной героиней для пьесы о, например, хозяйке гостиницы, расположенной в
