Сидни пробирается между клетушками к совещательной комнате, стучится и входит, не дожидаясь ответа. Фредди приставляет руки ко рту и зовет:
– Холли!
Ее голова появляется над перегородкой совсем близко.
– А, вот и ты.
Фредди спешит туда. Весь отдел, кроме Джонса – то есть Холли, Элизабет и Роджер, – сидит в одном отсеке, соприкасаясь коленями.
– Это все, что нам выделили? – негодует Фредди. – Надо позвонить в службу перемещения.
– Мы и есть служба перемещения. – Элизабет показывает на меморандум, который читает, морща лоб, Холли. – Во всяком случае, это один из отделов, с которыми нас слили. Они пришли на час раньше и заняли все самое лучшее.
– И спортзал тоже мы? – ахает Холли.
– Ну, не совсем, – говорит Роджер. – Мы гораздо важнее.
– Я тут напоролся на Сидни, – сообщает Фредди, – и у меня такое впечатление, что она хочет кого-то убрать.
Все замолкают, после чего Элизабет с Роджером задают вопросы одновременно.
Она:
– Зачем?
Он:
– Кого?
– Она не сказала. Только спросила, действует ли еще тотализатор.
– Бог ты мой, – делает большие глаза Холли.
– Зачем ей увольнять кого-то теперь? – повторяет Элизабет.
– Почем я знаю.
Роджер трет подбородок.
– Насколько я понимаю, администрация еще не назначила менеджера в наш новый отдел. Может, менеджеры старых решили временно выбрать кого-то сами.
– Ой, мама! – восклицает Элизабет.
– Что такое? – Взгляд Фредди мечется между ней и Роджером. – Это плохо? Что это значит?
– Свалка намечается будь здоров, – говорит Роджер. – Если Сидни приспичит занять эту должность, она может уволить одного из нас в качестве компенсации. – Холли издает стон. – Или двух. А то и всех, кто ее знает.
Все переглядываются, и Элизабет заявляет:
– Этого допускать нельзя.
Со свежими безработными, собравшимися на улице, начинает что-то происходить. Сначала они, потрясенные и несчастные, толклись там без всякой цели. Потом Джонс сказал, что они этого не заслуживают, и шальная мысль, перескакивая от одного к другому, обходит всех. На чьих-то лицах прорезывается открытый гнев. Какой-то бухгалтер вытаскивает из кейса записную книжку с логотипом «Зефира», швыряет ее на бетон и топчет ногами. Все бурно ликуют. Инженер разбивает кофейную кружку с надписью «Передовик 3-го квартала». Графический дизайнер снимает ботинок и запускает куда-то высоко. Снаряд отскакивает от тонированного окна. Чье-то бледное испуганное лицо показывается за стеклом и тут же прячется снова. Толпа издает рев.
Тучи сгущаются, атмосфера накаляется. Джонс отступает к безопасному убежищу вестибюля. Ему кажется, что он потер лампу, и теперь из голубого дыма материализуется джинн – огромный, со здоровыми бицепсами и горящими злобой глазами. К радости, которую вызывает у него это зрелище, примешивается ужас.
Охранник как раз выводит наружу женщину в голубом шарфе, с сумочкой под мышкой. Ничего себе ситуация. Толпа бунтует против двадцатиэтажного колосса, а тот поставляет ей новых рекрутов.
План Элизабет по спасению отдела продаж до того дерзок и бьет по Сидни так изощренно, что тут же завоевывает общее признание.
– Ладно, – говорит Роджер. – Беру на себя главную роль.
– Вообще-то я сама хотела ее сыграть, Роджер, – возражает Элизабет. – План-то мой.
– Хорошо. Хочешь считаться заслугами – пожалуйста. Мое дело – предложить. Если для тебя это так важно…
– Я не считаюсь заслугами. Просто план придумала я.
– Прекрасно, – воздевает руки Роджер. – Я только пытался помочь. Я совсем не хочу становиться между тобой и твоими амбициями.
– Если это так важно для
– Если ты так хочешь, то я готов. Мне тоже, знаешь ли, все равно.
– Если нам обоим все равно, к чему весь этот разговор?
– Элизабет, я тебя умоляю. Может, решим наконец что-нибудь?
Элизабет вся горит, у корней волос проступает испарина. Она тяжело дышит, сжимая и разжимая пальцы. Джонс, подошедший как раз вовремя, застывает на месте – он думает, что это сердечный приступ.
– Элизабет? – с тревогой восклицает Холли.
– Хорошо. Отлично. Давай ты.
– Внесем ясность. Ты
– Да, – не слишком разборчиво выговаривает она.
– Превосходно. – Роджер обводит глазами ассистентов, все ли слышали. – Рад, что мы это уладили.
В вестибюле спокойно. К этому времени всех уже либо приняли под крыло, либо выпроводили наружу. Охранники, руки назад, стоят шеренгой перед стеклянной стеной у входа и наблюдают. Гретель за столом чувствует себя изможденной и замаранной. Как будто она казнила двести человек и на руках у нее до сих пор кровь.
Шум на улице нарастает. Она подходит к одному из охранников, смотрит через зеленоватое стекло.
– Кажется, дело плохо.
Охранник не отвечает.
– Они ведь могут пойти на штурм, – предполагает она. – Разбить стекла.
– Вы здесь в полной безопасности, мэм. – Он по-прежнему на нее не смотрит.
– Может быть, компании не следовало увольнять столько людей. – Гретель сама удивляется ожесточению, которое слышит в собственном голосе. – Мы сами навлекли это на себя.
Охранник медленно моргает.
– «Сначала пришли за коммунистами. Я молчал, потому что не был коммунистом». Знаете, чем это кончилось?
Охранник поворачивает к ней голову, и она шарахается от его пустого взгляда.
– Я просто выполняю свою работу, мэм.
– Извините. – Она возвращается к столу, пустой взгляд охранника сверлит ей затылок. Она садится и охватывает себя руками.
Роджер стучится в комнату для совещаний. Ответа нет.
– Ну, пошли. – Взглянув на остальных, он поворачивает ручку.
Пять менеджеров, включая Сидни, заседают за круглым столом. Посередине лежит лист бумаги. Сидни, увидев Роджера, Элизабет и Холли, быстро переворачивает его.
– Извините, мы заняты.
