него «от поминок холодное пошло на брачный стол»[3]. А наоборот бывает?
Увы, здесь, в реальных обстоятельствах, Пруденс не могла вообразить, как перережет себе горло или по-другому покончит с жизнью с помощью маленького ножа.
Посмотрев на нее, Кейт Бергойн нахмурился:
— Если я велю привести мою лошадь сюда, у нас найдется время поговорить, дорогая. Нам столько нужно сказать друг другу.
Да уж, действительно нужно. Она ничего не понимает.
Толлбридж послал лакея в «Талбот» и указал на гостиную:
— Хотите перекусить?
Пруденс хотелось бренди, но вряд ли прилично его попросить, поэтому она отклонила предложение. Она осталась наедине с Кейтом. Чувствуя легкую тошноту, Пруденс опустилась на диван, потому что ноги у нее подгибались.
Кейт сел рядом.
— Ты предпочла бы, чтобы брак свершился?
Пруденс уставилась на него:
— С Дрейдейлом? Никогда!
— Тогда почему вверила себя ему?
Пруденс услышала в его голосе сомнение.
— Он лжет! Мы не опередили венчание.
— Тогда почему ты решила довести дело до конца?
— Ты говоришь как инквизитор. Потому что я не видела выхода. Во всяком случае, тогда. И как разглядеть финал, едва поставив ногу на тропу?
— Это сложно, — согласился Кейт. — Но должны быть и другие поклонники.
— Ни одного.
— В это трудно поверить.
Пруденс смотрела в его холодные глаза.
— Мне оценить твой комплимент или обидеться на намек, что я лгу? Больше ни один мужчина не сделал мне предложения. У меня не оставалось другого выбора, кроме как вернуться в бедность. Наверное, следовало выбрать это.
— Твой брат был бы столь жесток?
— Нет. — Пруденс вздохнула. — Но у него мало собственных средств, а у Сьюзен нет причин обеспечивать мне комфортную жизнь. Я стала бы бедной родственницей, зависимой от всего и от всех и обреченной на вечную благодарность. — Пруденс тряхнула головой. — Не будем больше говорить о браке. Нет причин, чтобы ты принес себя в жертву моей гордости.
— Кроме моей чести.
— Чести?
— Как ты помнишь, я твой верный возлюбленный и объявил это перед свидетелями. Если я просто уеду, это охарактеризует меня как подлеца и негодяя.
— Тогда зачем ты это сделал? Почему снова бросился спасать меня?
— Ты об этом жалеешь? И предпочла бы сейчас быть миссис Дрейдейл?
— Да! Нет! — Закрыв лицо руками, Пруденс вскочила. — Хотела бы я снова оказаться во «Дворе белой розы».
— Правда?
Повернувшись, Пруденс увидела, что Кейт встал и улыбается.
— Ох! Ты… Ну и человек! Не сомневаюсь, тебе все легко. Ты даже собственность получил без всякого труда.
— Верно. Но я хочу разделить ее с тобой.
— Нет-нет. Не нужно притворства. Мы едва знаем друг друга.
— Мы провели вместе мало времени, но у меня такое чувство, что я отлично тебя знаю. Я могу понять твое нежелание выйти за меня, но думаю, что ты должна это сделать.
— Чепуха!
Однако где-то в глубине души, всхлипывая, запротестовал внутренний голос. Это не только защита от скандала и Дрейдейла, это снова та внутренняя связь, то ощущение близости, которые отрицали значимость долгого знакомства.
Кейт подошел к окну.
— Привели мою лошадь. Поездка в Дарем и обратно займет большую часть дня. Возможно, кто-то из нас найдет выход, но если нет, мне нужно знать дату твоего рождения и имена родителей.
Несмотря на бездну пугающих проблем, Пруденс вдруг сделалось неловко от того, что придется назвать свой возраст.
— Я родилась 26 сентября 1739 года. Мой отец — Эрон Юлгрейв, мать — Джоан Райт.
— Будет честно поделиться такой же информацией. Я родился 4 февраля 1739 года. Отец — Себастьян Бергойн, мать — Флавия Кейтсби.
Сами имена говорили о разных мирах. Ему следовало жениться на какой-нибудь Флавии, Лидии, Огасте, а не на Пруденс.
— Ты здесь в безопасности?
— На окнах решетки, — напомнила она.
— Но опасность может войти в дверь. Сомневаюсь, что твой разочарованный жених вломится сюда, зато он может подослать кого-нибудь для реванша.
Перед внутренним взором Пруденс предстало лицо Дрейдейла, за миг до того, как он ударил ее, багровое от гнева, с бешеными глазами. Вдруг стало нечем дышать, темная пелена застилала глаза.
— Пруденс! — поддержал ее за талию Кейт.
Подхватив на руки, он понес ее из комнаты, спрашивая дорогу.
— Не надо, правда…
Но миссис Поллок быстро объяснила, куда идти, и Кейт понес Пруденс, как ребенка, наверх, в комнату, где она провела последнюю ночь, по которой шагала до рассвета. Ее уложили на постель, миссис Поллок, беспрерывно бормоча «О Господи, о Господи», подсунула ей под спину взбитые подушки.
— Прости, обычно я не такая слабонервная.
— Этот день был испытанием Боудики.
— Но ты-то не дрогнул.
Похоже, Кейт счел это забавным.
— Приношу искренние извинения, но мое испытание не было столь суровым. Пруденс, если ты действительно хочешь, чтобы я остался…
— Остаться здесь?! — задохнулась миссис Поллок. — Сэр, больше никаких скандалов!
Пруденс упала на подушки и услышала, как потрескивает соломка ее шляпки. Вытащив булавки, она запустила шляпкой в стену. Цветы отвалились.
Катастрофа! Катастрофа! Катастрофа!
Если Кейт Бергойн, воспользовавшись возможностью уехать, не вернется, она не станет его винить. Но что тогда станет с ней?
Миссис Поллок поспешила назад, рядом семенила пожилая горничная.
— Ох, твоя шляпка! Ничего страшного! Не надо плакать, милая…
Она плачет?
— Скоро все уладится, и ты сможешь отдохнуть. Такой день, столько всего случилось, а только полдень миновал!
Кейт спустился вниз и сказал, что хочет поговорить с Толлбриджем в гостиной. Когда тот вошел, Кейт захлопнул дверь.
— В мое отсутствие вы не позволите Дрейдейлу войти в этот дом.
— Мне не нравится ваш тон, сэр, но я уверен, что Дрейдейл сейчас не в состоянии разъезжать с
