оттенка.
— Вы хотите сказать, сэр, что у меня деревянная голова и я тупица?
— Порой ты довольно упряма, — усмехнулся Кейт.
Пруденс снова посмотрела на него:
— Твоя матушка жива?
— Да, и в добром здравии.
— И когда я с ней познакомлюсь?
Вот подходящий момент. Кейт принял внезапное решение не врать.
— Сегодня. Она в Кейнингзе.
— Господи помилуй! Что она обо мне подумает?
Пруденс выпрямилась, поправляя волосы.
Кейт потянул ее руку вниз.
— Твоя прическа ее не взволнует. Конечно, мое появление с женой станет шоком, но она очень хотела, чтобы я женился.
— Слава Богу! Обиженная и возмущенная свекровь — это катастрофа. Мы часто будем с ней видеться?
Очередной убийственный вопрос.
— Мать живет в моем доме.
— О Господи! — сникла Пруденс.
— Прости, что раньше тебе этого не сказал.
— Это не отвратило бы меня от замужества и делает тебе честь. Ты хороший сын.
— Если бы мама так думала…
— Она тебя не одобряет?
— Твое изумление — бальзам на мою душу. Просто она сравнивает меня с братом, и сравнение не в мою пользу.
— А, я помню. Безупречный сын. Моя мама предпочитала мне Эрона. Он мужчина, надежда на будущее. Его обаяние и внешность тоже играли свою роль.
— Напрашиваешься на комплимент? Ты восхитительна.
Пруденс отвела взгляд, словно от похвалы ей сделалось неловко.
Ее мало хвалили?
— У тебя восхитительный профиль. Нет, не двигайся. Дай полюбоваться. Я еще при первой встрече заметил, что у тебя черты римской матроны.
— Из тех, что говорили сыновьям «возвращайся со щитом или на щите»?
— Так говорили женщины Спарты.
Пруденс повернулась к нему:
— Некоторые римские матроны были сентиментальны. Агриппина[4] , например.
— Наоборот, она не в меру потакала своему обожаемому сыну Нерону. А ты хорошо разбираешься в античной истории.
— Мне приходилось учить задания Эрона, чтобы помочь ему, — покраснев, ответила Пруденс.
— Тут нечего стыдиться.
— Ты не возражаешь?
— С чего бы?
— Дрейдейл запретил мне упоминать об этом.
— Если ты будешь сравнивать меня с этим мерзавцем, мы дойдем до драки.
— Ох, я никогда не думала…
— Пруденс, я тебя поддразнил. Забудь Дрейдейла. Он в прошлом.
Карета свернула, и Кейт выглянул.
— Гостиница.
— Вы надолго хотите здесь задержаться, сэр? — крикнул кучер.
Открыв дверцу, Кейт спрыгнул на землю.
— Нет. Мне всего лишь надо написать письмо. — Он повернулся. — Если только тебе не нужно задержаться здесь, дорогая.
Пруденс заверила его, что все в порядке. Кейт велел конюху выяснить у кучера подробный маршрут и вошел в гостиницу. За шиллинг ему предоставили перо, бумагу и письменный стол. В письме Кейт не делал попытки объяснить что-либо, а просто попросил Перри прислать деньги с конюхом и сообщить всем, что он цел, невредим и появится в Кейнингзе до наступления ночи. Он не запечатал письмо своей печаткой, лежавшей в кармане, а просто капнул воском.
Выйдя из гостиницы, Кейт отдал письмо конюху.
— Поезжай в Кейнингз как можно быстрее и отдай это письмо мистеру Перрьяму, который гостит там. Больше никому письмо не отдавай и не говори, от кого оно.
— Слушаюсь, сэр. — Судя по выражению лица конюха, он решил, что затевается что-то недоброе. — Мне ждать вас там, сэр?
— Нет. Спроси свежую лошадь и возвращайся дорогой, которую укажет тебе мистер Перрьям.
— Как скажете, сэр, — с тем же сомнением сказал конюх и отправился в путь.
— Куда это он? — грубо проворчал кучер. — А что, если он мне понадобится?
— Если понадобится помощь, я ее обеспечу.
Кейт забрался в карету и уселся.
— Вот угрюмый тип.
— Он оба раза возил меня в церковь и, возможно, всего этого не одобряет.
— Если он нелюбезен с тобой, скажи.
— Ты временами такой важный, — лукаво улыбнулась Пруденс.
Кейт надеялся, что скрыл свою реакцию.
— С офицерских времен осталось.
— Ах да, армия. Где ты служил?
Это была безопасная тема, и Кейт с легкостью рассказал о Брунсвике и Ганновере, не упоминая о моментах, создавших ему определенную репутацию. Через час Кейт велел остановиться, чтобы покормить лошадей и перекусить самим. Пруденс позабавила его суетой, с которой она водружала обратно шляпку и приводила себя в полный порядок.
— Чего бы ты хотела? — спросил Кейт, когда они устроились в отдельной комнате.
— Чаю, — ответила Пруденс. — Он так долго был невозможной роскошью. Теперь я к нему пристрастилась. И к шоколаду по утрам.
— У тебя будет весь чай Китая и самый вкусный шоколад.
— Опять излишества, — рассмеялась Пруденс.
У нее есть природная грация. Ей следует научиться некоторой доли высокомерия для роли графини, а манеры у нее прекрасные, поэтому переход к этой роли окажется легким. Возможно, куда легче, чем у него, когда на него свалился груз ответственности после долгих лет свободной жизни.
Сказать ей сейчас?
Принесли еду, и Кейт решил, что будет легче признаться в карете. Гнева Пруденс ему не избежать, но на ходу она не сможет в ярости выскочить вон. Дрейдейл не выходил у него из головы. Трудно представить, что этот тип пошлет людей для открытого нападения на карету, но за ней могут следить, ожидая шанса для удара.
Они снова тронулись в путь, а Кейт все оттягивал момент признания. Никогда в жизни он так не трусил. Но Пруденс с каждой милей все больше расслаблялась и с каждой минутой становилась все восхитительнее. Они свернули на узкую дорогу, и карета угодила в глубокую рытвину.
— Черт! Похоже, что-то треснуло.
Он подхватил Пруденс.
— Ось?
— Надеюсь, только колесо, но и это довольно скверно. — Открыв окно, Кейт велел кучеру быть
