— Знаете! Вы должны знать, что ваш сын не такой. Должны!
Вдова откинулась на спинку кресла.
— Не говорите со мной таким тоном!
— Я всегда буду защищать Кейта.
— Ну и глупо. Вы знаете, что совсем недавно он в Лондоне ухаживал за другой женщиной?
Пруденс уставилась на нее, боясь слово вымолвить.
— Вижу, что нет. Дочь богатого торговца. Я не вмешивалась. Ему нужны были средства. Думаю, мне надо Бога благодарить, что на меня свалилась не Джорджиана Рамфорд, а всего-навсего дочь библиотекаря.
Опасаясь высказать все, что думает, Пруденс встала и сделала реверанс:
— Хорошего дня, мэм.
Она вышла и в гневе отправилась в свои покои, злясь на бессердечную мать и на горькие новости. Не какая-нибудь утонченная светская леди, а девушка по происхождению ниже ее, но наследница, которая могла принести в Кейнингз деньги вместо проблем.
Из гардеробной вышла Карен.
— Что-нибудь нужно, миледи?
— Нет.
— Черное платье готово, миледи.
Пруденс взглянула на раскинутый на; кровати унылый наряд, и ей захотелось зарычать.
Все идет наперекосяк.
У Кейта идеализированное представление о Кейнингзе, а она видит лишь дом, где блуждает призрак его брата, где каждая стена сочится злобой и недовольством. За этим стоит Артемис, пропитывая все ядом, и вдова с ней заодно.
Этот нелепый образ так живо предстал перед внутренним взором Пруденс, что она рассмеялась. Однако это был печальный смех. Все идет вкривь и вкось, и она понятия не имеет, как это исправить.
В дверь будуара постучали. Карен поспешила открыть и вернулась со словами:
— Ваши остальные сундуки прибыли, миледи!
Остальные?
Но потом Пруденс вспомнила о Перри.
— Ах да. Пусть их поднимут сюда.
Это теперь не важно, но она рада всему, что может облегчить ситуацию.
Сундуков было два, и от их вида настроение Пруденс несколько улучшилось. Что в них? Она открыла первый и вытащила зеленое платье. У него такой вид, будто несколько лет назад оно было очень модным и любимым и сохранено из-за его удобства. Обнаружились еще подобные наряды, но ничего, подходящего для траура. Карен развешивала их в шкафу, довольная тем, что он начинает заполняться.
Пруденс задавалась вопросом, подойдут ли ей платья, но подозревала, что если за дело взялся Перегрин Перрьям, то непременно подойдут. В сундуке нашлось несколько пар чулок, в том числе и шелковые, почти такие же качественные, как те, что она испортила, и две заштопанные пары, демонстрирующие ее бережливость. Кончилось тем, что Пруденс захихикала над всей этой чепухой, и Карен поинтересовалась, в чем причина.
— Просто замечательно снова получить свои вещи.
На дне лежали книги и тщательно упакованные предметы из фарфора и стекла. Пруденс развернула длинный сверток и увидела, что это классическая мужская скульптура.
— Боже правый! — воскликнула Карен. — Совсем как бесстыжие статуи в холле.
— Да, но эта…
— Ох, милорд!
Пруденс быстро подняла глаза. Кейт.
— Я слышал, привезли твои вещи.
Пруденс внимательно присматривалась к нему. Похоже, он не сердится.
— Как видишь. Карен, ты пока свободна.
Как только горничная вышла, Пруденс сказала:
— Кейт, прости, что ввела тебя в заблуждение относительно Блайдби.
— Жалею, что ты не была честной, но только потому, что это облегчило бы твою дорогу.
— Которая сейчас стала более каменистой. В письме, которое получила Артемис, сказано об обвинении Дрейдейла.
— Проклятие!
— Кейт… я… мне пришлось сказать кое-что, чтобы облегчить тревогу твоей матери. Я… я сказала, что мы решили отложить физическое осуществление брака.
— И каков был ее ответ?
Пруденс не собиралась ему говорить.
— Я объяснила, что мы пока воздерживаемся, дабы никакие подозрения не коснулись нашего первого ребенка. И я думаю, это правильно. Что нам следует… Или не следует… Ох, прости!..
Кейт притянул ее к себе.
— Не извиняйся. Это отличная причина. Гораздо лучше моей.
— Твоей?
— Признаюсь. Ты ясно сказала, что Дрейдейл лжет, но я не мог тебе полностью поверить.
— Кейт! — отпрянула Пруденс.
— Ты не то подумала. Просто женщина, которую взяли силой, может не пожелать в этом признаться. А я могу себе представить, что он способен на насилие.
— Он пытался.
— Не сомневаюсь. И думаю так же, как и ты. Не хочу иметь хоть мига сомнений. Не хочу, чтобы такая тень нависла над нашим первенцем. Только это удержало меня от того, чтобы разделить с тобой ложе прошлой ночью.
— Ох! А я думала, ты не хочешь меня.
Кейт тихо рассмеялся и прижался головой к ее виску.
— Я хочу тебя. Но, похоже, нам придется попрактиковаться в воздержании.
Была такая сладость в этом моменте, что Пруденс не хотела нарушать ее упоминанием о его лондонской леди. Какое это имеет значение? Ведь он женился на ней.
— Ты самая подходящая мне женщина, какую я знаю.
Подходящая не значит любимая. В этом слове какое-то сходство с удобным креслом.
— В Нордаллертоне я была неблагодарной, — напомнила Пруденс, — И в дороге злилась на хорошенькую, модную, изящную леди Малзард.
— Да уж! — рассмеялся Кейт. — Но я не люблю перины. Ты говоришь, что думаешь, и можешь сама о себе позаботиться, когда необходимо. У тебя даже нож есть. Ты распаковала все, что прислал Перри?
— Что? Нет…
— Тогда ты должна это сделать. — Взяв за руку, Кейт потянул ее в гардеробную. Заглянув в открытый сундук, он сказал: — Открой второй.
Это походило на игру, которая приводила Пруденс в восторг. Она подняла крышку. Сверху лежало очередное платье, упакованное в белую ткань. Пруденс развернула ее и увидела муслин.
— Какой он умный!
— Я вызову этого мошенника. Нет, поскольку он мой секретарь, я ставлю это себе в заслугу. Замечательный траурный наряд.
— Я его поблагодарю особо, — парировала Пруденс, приложив к себе платье. — Думаю, оно достаточно длинное.
— И не сомневайся. Перри никогда не ошибается в вопросах моды. — Кейт вытащил очередной сверток с черной тканью. — Нижние юбки. И корсаж. Все дорогое и роскошное, но очень, очень строгое.
Пруденс поспешила разложить наряды на кровати.
— Просто чудесно!
