Дина отложила рукопись. Положила ее на стол — точно так же, как она лежала у Питера, на левом углу. Рядышком с записной книжкой — той самой, в которой Питер делал заметки, готовясь писать «Анжелу по прозвищу Ангел». Пока он доставал из тайника футболку с картинкой, Дина прикрыла книжку страницами распечатки — еще теплыми, прямо с лотка принтера, а затем прихватила книжку с собой. Украла все те мысли и решения, которые сделали первый роман таким жизненным.
Анжела реально существовала. Дина была Анжелой. И записная книжка была их свидетельством о рождении.
Дина взяла ножницы и журнал по психологии, который купила сегодня за 25 центов, и снова удобно устроилась на постели. Начала перелистывать страницы, не глядя на фотографии и картинки, просматривая исключительно заголовки, выискивая статью, из-за которой, собственно говоря, и потратилась на журнал. Отыскала ее на восемьдесят восьмой странице. Статья называлась «Принцип Питера». Дина аккуратно вырезала слово «Питер».
Положила вырезку на ладонь, рассматривая имя. Прямоугольная бумажка с черными буковками. Дина смотрела на нее так долго, что начало всерьез казаться, будто она может заполучить Питера, сделать его своей собственностью — и затем смять, раздавить, уничтожить. Прекрасная перспектива… Дина отбросила журнал на груду газет и журналов в углу, их накопилась уже здоровенная гора.
Затем она слезла с кровати, взяла со стола клеящий карандаш и подошла к книжному шкафу. Опустилась на колени, снизу вверх глянула в коричневые глаза-пуговки Господина Зеленые Штаны и надавила на нижнюю полку шкафа. Раздался щелчок, полка уехала назад и открылась, будто воротца. Дина прихватила карманный фонарик, скорчилась и нырнула в темноту тайника, закрыв за собой потайную дверь.
Сжавшись в комок, прижимая колени к груди, она посветила фонариком, отыскивая свободное местечко на стене. С трудом нашла — стенки тайника уже были обклеены сплошь — и приклеила туда новую вырезку. Посмотрела, как отличается шрифт на ней от соседних. Дина уже потеряла счет: сколько раз она вырезала имя «Питер» из газет и журналов, сколько раз клеила его в своем тайнике, сколько раз читала его здесь вслух… Наконец, сколько часов она провела в этом месте, похожем на гроб, со всех сторон окруженная Питером.
Рейсы отменены из-за тумана
Он не мог спать. Слишком страшно было бы видеть сны. Поэтому он вновь сидел перед монитором, положив руки на клавиатуру. Но на сей раз его палец крепко жал клавишу delete.
Слова, которые он только что набрал, исчезали в обратном порядке: А-Л-Е-Т-О-Х пробел Е-Н пробел М-Е-С-В-О-С пробел А-Л-Е-Ж-Н-А пробел. Палец с силой ударил по клавише последние четыре раза: О-Г-Е-Ч. Хрен тебе, вдохновение, которого Питеру так не хватало.
С тем же успехом можно было обвинять свой компьютер.
Питер с отвращением потряс головой, глядя в пустой белый экран. Осталось лишь название главы. Но с названиями глав у него никогда не было затруднений. Если бы романы можно было создавать из одних заголовков, у Питера уже набралось бы полтора десятка книг. Беда была со строчками, которые шли после, заполняли пространство от одного заголовка до другого.
Он сильно оттолкнулся от стола и далеко отъехал в кресле, чуть ли не до противоположной стены, и остался сидеть сгорбившись, не заботясь ничуть об осанке.
Чего не хватает?
Когда его осеняло при работе над первой книгой, он тут же заносил что-нибудь — мысль, фразу, сравнение, длинную цитату — в записную книжку, с которой не расставался.
Так чего же сейчас не хватает — вдохновения? Или записной книжки?
Питер ничего не записывал для «Прекрасной лжи», все хранил в голове. По крайней мере старался хранить — когда голова была ясной, а не когда в ней сплошной туман. Но в такое время, как сейчас, все рейсы из-за тумана отменялись.
Он не желал признавать, что работа застопорилась. Питер вообще не верил в то, что у настоящего писателя может стопориться работа. По его мнению, это всего лишь отговорка, которой прикрывают либо собственную лень, либо осознание, что ты просто-напросто не писатель.
Быть может, старое вдохновение поможет родиться новому? Питер подъехал в кресле к тайнику, прижал полку шкафа коленом. Раздался щелчок, дверца выдвинулась на несколько дюймов. Тогда Питер нагнулся и отодвинул показавшуюся задвижку.
Сполз наконец с кресла, опустился на одно колено и сунул руку в тайник, чтобы достать старую записную книжку. Она лежит на коробке, где у него хранятся все материалы для «Анжелы по прозвищу Ангел» и черновики романа.
Он ее совсем недавно видел, доставал, перекладывал.
Однако записной книжки на месте не оказалось.
Увидеть двоих
Питер лежал в постели. Он давно уже вырос и думать забыл о кошмарах и чудовищах, которые таятся под кроватью у любого ребенка. Сейчас его не тревожила даже пропавшая записная книжка и застопорившийся роман. Бог с ним со всем: ему просто-напросто хотелось выбросить их из головы и спокойно уснуть.
Он повернулся на бок. Из поля зрения исчез относительно далекий потолок, взгляд сфокусировался на ночном столике рядом с кроватью. Глаза болели. Пожалуй, необходимость надевать очки для чтения не то что не за горами — она уже стоит на пороге. Самый мелкий шрифт в газете или на какой-нибудь упаковке уже вовсе не разобрать, как ни вглядывайся.
На ночном столике Питера лежал браслет Джулианны. Внутри увешанного амулетами кольца стояла крошечная рождественская елка, сделанная вручную из серебра, украшенная малюсенькими изумрудами и рубинами. Она чудесно поместилась внутри браслета, когда Джулианна сняла перед сном свое любимое украшение и положила на столик мужа. В темноте казалось, будто елка пустила корни и прямо так и растет из столика. Рядом с ней, опрокинувшись на бок, как после ужасной аварии, лежала моделька старого английского кабриолета — не то MG, не то «Триумф», не поймешь — такая машинка была миниатюрная.
Ко всем этим древностям Питер добавил одну на свой выбор: книгу в твердой обложке, раскрытую примерно на середине, где на странице рукописным шрифтом были крупно напечатаны слова: «Я тебя люблю». Со своего места, если не поднимать голову с подушки, Питер не мог их прочитать, но он точно знал, что слова там есть, — точно так же, как и браслет, который Джулианна каждый вечер выкладывала на столик Питера перед сном, — и они всегда там будут.
Питер отлично себе представлял действия жены. Вот она сидит на краю постели в своей крошечной белой маечке и стрингах, упершись пальцами ног в пол, а ступни выгнуты, и спина тоже. Джулианна потягивается и затем снимает браслет. Кладет его на столик мужа — не в виде небрежной кучи серебра, но аккуратным кружочком, как в витрине ювелирного магазина, где ее дед впервые увидел этот браслет и купил для своей юной невесты, приехавшей в Америку из другой страны; а потом он дополнительно покупал подвески-амулетики — знаки своей любви. Вот Джулианна откидывается назад, прячет свои длинные восхитительные ноги под одеяло, подкладывает под спину подушку, берет со столика журнал или книгу и ждет, когда Питер придет ложиться.
Однажды он поинтересовался у жены, почему она всегда кладет браслет на его ночной столик, а не на свой.
— Потому что если проснусь среди ночи, — ответила Джулианна, — то сразу увижу вас обоих.
