Возле ее браслета стоял телефон с радиобудильником — вещь, которую Питер хранил еще со студенческих времен. Радиосигнал это устройство принимало отвратительно, сколько Питер ни двигал по шкале ярко-оранжевый ползунок, тщетно пытаясь поймать хоть какую-нибудь станцию, чтобы по утрам его будила музыка или человеческие голоса, а не скверный надоедный писк. Табло электрических часов светилось голубым так ярко, что можно было читать в темноте. Джулианна много раз предлагала заменить малополезную штуковину чем-нибудь более современным, но Питер не соглашался. Он сроднился с нелепой штукой, как со старой любимой рубашкой или джинсами, и сил не хватало ее выбросить.
Ему всегда было нелегко расставаться с вещами.
Пистолет у затылка
Обычно прогулка с Гручо рано поутру проясняла голову. Питер с лабрадором проходились по парку Томкинс-Сквер, затем шли еще куда-нибудь — куда пес вел хозяина. Однако сегодня он отчего-то сразу повернул домой.
Свернув с авеню А на Десятую стрит, Питер заметил Дину аж за целых три дома. Она сидела на ступенях, ведущих к парадной двери: на третьей ступеньке снизу, на дальнем краю лестницы, чтобы никому не мешать. Дина смотрела, как Питер идет по улице, словно ей заранее было известно, с какой стороны он появится. Она улыбнулась, затем поднялась, расправила несуществующие складки на юбчонке, которую и заметишь-то не сразу, — такая она была короткая.
«Почему с Диной так получается?» — подумал Питер, остро жалея о том, что не может спрятаться, или умереть, или в мгновение ока исчезнуть. Если он сам ее создал, отчего ему никак не удается от нее избавиться?
— Привет, — поздоровалась Дина.
Питер кивнул ей в ответ.
— Только не говори, что ты уже прочитала, — сделав над собой усилие, пробормотал он, надеясь, что Дина пришла поговорить о романе.
Вдруг у нее появилась мысль, услышав которую, Питер прямиком кинется к компьютеру и примется работать как одержимый?
Однако Дина огорошила:
— Да я и читать не начинала. Еще не готова. Мне прежде нужно кое-что сделать.
Питер насторожился, напрягся. Испугался так, словно к затылку приставили пистолет. Как будто вооруженный грабитель подловил его на безлюдной улице и требует… даже не денег, а, скажем, бутылку холодной воды — а у Питера, конечно, ее нет, и раздраженный преступник сейчас спустит курок, и никто не спасет, не услышит…
— И что же ты хочешь сделать? — спросил он, совершенно не желая это знать.
— Извиниться, — удивила его Дина.
Какая великая сила таится в раскаянии, в простых словах: «Извините меня». С их помощью люди покупают свободу — главным образом от самих себя, сбрасывая бремя вины.
Питер не успел что-либо ответить: входная дверь отворилась, и показалось знакомое лицо. Жизнерадостности в нем не читалось, дружелюбия тоже, и не скажешь, что его обладательница рада видеть Питера. Просто знакомое лицо, ибо миссис Вотерс жила тут еще до того, как Питер сюда переехал. Она жила в этом доме еще до его рождения; быть может, даже до рождения его отца. И являлась столь же неотъемлемой принадлежностью дома, как водопровод и электричество, первым его седым волоском.
— Здравствуйте, миссис Вотерс, — очень вежливо поздоровался Питер, постаравшись скрыть досаду от того, что его видят вместе с Диной, — как поживаете?
Она бросила на него сердитый взгляд — как будто он сумасшедший, или словно он грязен и давно не мылся, или будто она прочла в его глазах, как сильно он провинился перед женой. Какое право он имеет называть ее вслух по имени?
Тяжело шагая по ступеням, цепляясь за перила, чтобы не упасть, миссис Вотерс прошла мимо со всей поспешностью, на какую была способна, и заковыляла прочь, прихрамывая на левую ногу и сильно раскачиваясь. Ее белые ортопедические туфли шаркали по тротуару, как мокрые губки.
Питер выждал, пока миссис Вотерс отойдет подальше — она целую вечность удалялась старческими мелкими шажками, — и наконец спросил:
— За что ты хочешь извиниться?
Дина ответила не сразу — сначала пристально вгляделась в его лицо и лишь затем пояснила:
— За то, что слишком напористо тебе навязывалась.
— Да, это было неправильно.
Эти слова Питер твердил себе с той минуты, когда захлопнул дверь гостиницы в Мэдисоне. Да только чувство вины не исчезало. Оно было крепко-накрепко приварено к нему — и никуда не могло уже деться.
— Я теперь понимаю. Но, — Дина повела плечами и понизила голос, отчего стала похожа на пятнадцатилетнюю Анжелу, которая о чем-то сговаривается с подружкой, — давай притворимся, будто ничего этого не было.
— Ты неуемна, Дина.
— Никаких сожалений, ты помнишь? Если видишь то, что тебе нравится, бери.
— Ты желаешь поступать как Анжела?
— Это книга, по которой я живу, — заявила Дина.
— Мысль пугающая, но… — Питер покачал головой, размышляя: неужели оно все так просто закончится? Впрочем, разве у него есть выбор? — Извинение принято.
— Отлично, — Дина просияла. — И знай, пожалуйста, что если однажды ты передумаешь…
— Насчет чего бы это? — перебил он, не желая понимать ее слова, всерьез обиженный ее настойчивостью.
Она отлично знала, что он понял.
— Так, ерунда, не обращай внимания. Мне нужно прочитать твою книгу.
— А мне нужно закончить правку.
Дина привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку — довольно-таки долгим поцелуем.
Питер надеялся, что она таким образом попрощалась.
Поймав его взгляд, Дина залилась краской.
— Черт! — прошептала она, отстранилась — словно вырвалась из объятий, хотя Питер и не думал ее обнимать, — и поспешила прочь. — Я позвоню, когда закончу, — крикнула она, обернувшись на ходу. — Скажу, на верном ли ты пути.
Питер прощально махнул рукой и остался стоять, глядя ей вслед. В мозгу билась одна-единственная мысль: «Как жаль, что она уже уходит».
Что сыплют в воду
Джулианна спешила на работу, тащила за собой дочку. «По крайней мере хоть сегодня Кимберли без „сыра“ на голове», — мысленно отметил Питер, прихлебывая из кружки кофе.
— Пока, папа, — звонко попрощалась Кимберли.
— До встречи, Тыковка, — отозвался он.
Джулианна крепко поцеловала мужа в губы, сжав его лицо обеими руками.
— Кое-кому не мешает побриться, — заметила она. Прошло уже несколько дней, как Питер возвратился из Мэдисона. Однако он работал — а во время работы все прочее отступало на второй план. Жизнь останавливалась. Если бы не Джулианна, он, вероятно, даже душ бы не принимал и питался бы кое-как. Пил бы кофе да стучал на клавиатуре, а к ночи глотал бы сильное снотворное, чтобы погасить
