собирался на «Эклиптику», он спрашивал меня, не зачерпнуть ли ведро воды на обратном пути, помог починить и настроить анемометр. Время от времени справлялся, как ведут себя давление и температура. Мне очень нравилось говорить ему, что давление падает или увеличивается. Если падало – Дед хмурился, погода могла испортиться, что нам было совершенно не нужно. С погодой пока везло. Глупо, конечно, но в глубине души мне казалось, что отчасти в этом есть и моя заслуга. Я на посту, держу ситуацию под контролем.
Пока я отвлекся на свои мысли, Ваня развил теорию временных пузырей до невероятных масштабов.
– Пока один пузырь летит, можно надуть второй, и даже третий! – оживленно рассказывал он. – Понимаешь, о чем я? Ты как бы живешь сразу на нескольких временных отрезках, и можешь заглянуть в будущее, ненадолго, конечно, на один пузырь вперед.
– Я и так вижу будущее, – сказал я. – Сейчас вернется Дед, увидит, что за снасть еще не принимались, и надает нам по шее.
– Эх, Константин! – вздохнул Ваня. – Скучный ты человек! – он сел и взялся за леску. – Тебе глаза открываешь, а ты все со своей снастью! – он посмотрел на часы. – О! Скоро вахте конец! Хоть искупаюсь…
– Вахту почему-то не в пузырях меряем, а по часам, – заметил я.
– Как ни меряй, неделя прошла, а за нами так никто и не приплыл, – сказал Ваня.
Он был прав. «Самый крайний срок», как выразился капитан Горобец, закончился, а мы по-прежнему были на Пляже одни, и горизонт был пуст.
Каждый вечер после ужина я вырезал на деревянной крышке ящика из-под тушенки аккуратную зарубку. Это был наш робинзонский календарь. Когда зарубок стало семь, я перечеркнул их общей чертой. Это означало, что прошла неделя. Когда к семи зарубкам добавилось еще две, Дед решил поговорить. Мы только что закончили ужин – консервированную гречневую кашу с мясом, пили чай, и Дед произнес, глядя на пламя костерка:
– Похоже,
Стало сразу понятно, где «там», мы с Ваней переглянулись.
– Горобец оставил деньги, – продолжил Дед, – двести долларов. На случай, если возникнут проблемы. Этого хватит, чтобы добраться до Лимы. В Лиме – наше посольство, в Кальяо – представительство пароходства. Главное, добраться до Ило, оттуда наверняка ходят автобусы в какой-нибудь большой город, а уже оттуда – в Лиму. Если вы завтра выйдете, через два-три дня по-любому будете на месте. А там – на самолет, и в Москву.
Наше географическое положение было известно со слов сеньора Камачо. Он обрисовал его нам, чтобы мы понимали, куда попали и кто здесь главный.
Ближайший полицейский участок, телефон и магазин – в пятидесяти километрах к югу, в поселке Ла- Ярада, оттуда уже рукой подать до чилийской границы. Больница, если понадобится, – на север, и на двадцать километров дальше, в городке Ило. До Лимы почти восемьсот километров по горным дорогам.
– Может, здесь где-нибудь железная дорога имеется, – продолжил Дед. – Тогда вообще все просто. Сядете на поезд, нормально доедете…
– Минуточку! – Ваня поднял руку. – Что значит, «сядете-доедете»? Кто сядет?
– Ты и студент, – пояснил Дед.
– А вы?
– Я останусь здесь, – спокойно ответил Дед.
– Как же так!? – воскликнул Ваня. – Это неправильно. Надо все делать вместе. Вместе пришли – вместе уйдем! Так я говорю? – он посмотрел на меня.
Я сказал: конечно! Да и вообще, нечего волноваться. Подумаешь, ремонтная бригада задержалась на пару дней! Мы спокойно можем просидеть здесь еще хоть неделю. Главное, что там, на Большой земле, в курсе, где мы находимся, они в любом случае нас не бросят.
Дед усмехнулся, погладил рукой бороду.
– Еще неделю! Ишь, какие герои! А если и через неделю – ничего, и через месяц! Что тогда?
– Как это через месяц?! – удивился я.
– Бывают такие чудеса, – мрачно произнес Дед. Мне показалось, что он чего-то не договаривает. Людям с таким открытым лицом, как у Деда, трудно прятать мысли. Не разработаны у них нужные для этого дела мимические мускулы. Любая потайная мысль выдает себя желваками и морщинами. Дед и сам это понимал, оттого хмурился все больше: – Горобец сказал, если через неделю никто не появится, выбираться самим, посуху.
– Выбираться – так всем вместе, – упрямо повторил Ваня. – Горобец это имел в виду.
Дед покачал головой, глядя на огонь:
– Бросать «Эклиптику» нельзя. Жалко траулер. Повреждения пустяковые – на вид страшные, на самом деле ничего серьезного. Главное, снять с камней. Придет бригада, в два счета управимся.
– Не, вдвоем не пойдем! – помотал головой Шутов. – Куда мы пойдем? Какие тут автобусы? Лучше еще подождем, если надо! Все вместе! Лично мне торопиться некуда.
– Тебе, может, и некуда, – сказал Дед.– Вон у нас практикант сидит, – Дед кивнул на меня.
– Ха! – воскликнул я. – Мне и подавно некуда. Рейс должен был закончиться 20 января. Сегодня только… – пришлось напрячь память, – 23 декабря. Из графика пока не выбились! – я уж не стал говорить, что для моих институтских дел это крушение было просто подарком судьбы. Более уважительной причины, почему я вместо двух месяцев практики отсутствовал пять, и придумать невозможно. Терпел бедствие!
Дед усмехнулся, лицо его просветлело.
