– Про «Эклиптику» откуда знаешь? – замначальника взглянул на меня с подозрением.
– В управлении случайно услышал. Сказали, идет в Тихий океан с научной группой. А у меня тема диплома как раз восточно-тихоокеанская популяция лангуста. Я этого лангуста вдоль и поперек знаю! Я вам такой материал соберу! Степан Михайлович!
Степан Михайлович покачал головой.
– Про «Эклиптику» вообще забудь. Ставок нет. И вообще, иди-ка ты, братец, отсюда с Богом.
– Не уйду! – я вцепился в стул. – Мне нужно практику пройти. Никуда не уйду!
Замначальника достал из кармана платок, вытер пот со лба и шеи. Потом снял телефонную трубку:
– Зиночка, позови сюда Бориса. Тут одного посетителя припадочного надо к выходу проводить.
Вечером в МДМ я отдал все свои деньги новому знакомому Василию. Специально, чтобы не на что было возвращаться в Ленинград. Оставил себе десятку, на всякий случай. На десятку все равно билет не купишь, даже по студенческому. Василию деньги позарез нужны были, он к невесте своей ехал в Могилев, расчет после рейса только через неделю, а ему срочно надо было. Мириться. С Василием мы познакомились случайно. Когда я вечером пришел в Дом Моряка, обнаружилось, что комната, в которой я ночевал, заперта. Постучал в соседнюю комнату, чтобы узнать, где ребята. Оттуда голос: войдите! Сидит там парень молодой, невеселый какой-то. Комната пустая, будто нежилая, даже стола нет, только кровати без белья и чемодан посередине. Спрашиваю: не знаете, где соседи – Рустам, Анатолий Степанович. Он: понятия не имею, в рейсе, наверное. Про Семенова Николая он тоже ничего не знал. Я набрался смелости: можно у вас переночевать? Валяй! – равнодушно махнул рукой парень. Это и был Василий. Жил он по-спартански, даже белье не удосужился у кастелянши получить, спал на голых пружинах. Какое там белье, говорит, когда в Могилев срочно надо ехать. А что ж не едешь, спрашиваю. Денег нет, расчет не дают. Он и не ел ничего эти три дня, кажется. Поужинали с ним батоном и кефиром, которые я по дороге купил. Говорить Василий мог только про Могилев, да про свою Оксану. Твердил, какая она распрекрасная, а он какой дурак и скотина. Тут меня и осенило: отдам ему деньги. Пусть едет к своей Оксане, а то, пока расчета дождется, свихнется здесь окончательно.
На следующий день я опять сидел в кабинете замначальника. Путей к отступлению у меня больше не было, поэтому чувствовал я себя уверенно. Прекрасно чувствовал. Замначальника не мог этого не заметить.
– Пришел? – усмехнулся он.
– Пришел, – кивнул я.
– Тебе же сказано, ставок нет.
– Ставка не нужна.
– Без ставки не положено.
Начало нашего разговора походило на быстрый обмен ходами в блиц-шахматах.
– А я согласен и на полставки.
Это был сильный ход. Замначальника посмотрел на меня пристально, но без злобы и раздражения.
– Откуда ты такой взялся?
– Из Ленинграда. Вот направление.
– Направление, – Степан Михайлович снова усмехнулся. – Паспорт моряка есть?
– Вот, – я достал из кармана новенький паспорт в бордовой обложке.
– Санитарная книжка?
– Нету, – сказал я. – Но я сделаю. Быстро сделаю.
– Кто бы сомневался… – замначальника задумчиво провел ладонью по стриженому бобрику на голове. – Значит, так, – наконец произнес он. – Пойдешь на «Эклиптике». В рыбцеху будешь стоять две подвахты по четыре часа. Изучай там своих лангустов сколько влезет. И вдобавок, – замначальника сделал угрожающую паузу, – общественная нагрузка по полной программе.
Я не поверил своему счастью.
– Что сидишь? – строго сказал Степан Михайлович. – Медкомиссия до четырех!
Вечером я вселился в МДМ уже на законных основаниях. В гости ко мне забежал Василий – счастливый, запыхавшийся, через час у него был поезд на Могилев.
– Билет еле купил! – радостно сообщил он. – Кассирша сжалилась, сказал к невесте еду, из ветеранской брони дала. Спасибо тебе, корешок – он пожал мне руку. – Век не забуду! Расчет получу, сразу отдам.
– Брось! – отмахнулся я.
– Побежал я, корешок! Спасибо тебе! Счастливо в рейс сходить! Увидимся! – он хлопнул меня по плечу и умчался.
4
Ваня Шутов чувствовал себя на Пляже великолепно. «Курорт! – восторгался он нашей новой жизнью. – В море сутками пахал на этом камбузе, как раб галерный, света белого не видел. А здесь – просто курорт!».
Ночью он спал, днем купался. Дед запретил купаться во время вахты, поэтому в свою вахту, с восьми до четырех, Ваня валялся на песке и философствовал.
Так как Дед постоянно пропадал на «Эклиптике», я был единственным слушателем его теорий.
– Большая ошибка человечества, – говорил Ваня, закинув руки за голову и щурясь от солнца, – в том, что мы вздумали измерять время часами, минутами и секундами. Вот сам подумай, мы с тобой лежим на берегу…
