– Как сказать, – я помедлил с ответом. – В общем, простил он ей. Война их помирила.
– Вот это он зря! Мало ли что – война! Тут князь слабину дал.
– Не скажи! – возразил боцман. – Война – это событие другого масштаба, исторический катаклизм. Тут все может предстать в другом свете.
– Это точно! Это сплошь и рядом! – вступил опять Фиш. – Случай был в семьдесят третьем. В этих самых краях, между прочим. Рыбачки наши у самого чилийского берега промышляли. Тогда у них за главного был этот...
Фиш щёлкнул пальцами в направлении Дракона.
– Сальвадор Альенде.
– Он самый! Мировой мужик, кстати. По дружбе пускал нас в экономическую зону. И вот как-то раз на нашем советском креветколове случилась мелкая поломка. Заходят они в ближайший порт, встают у дальнего причала, начинают ремонт своими силами. Силы-то, прямо скажем, невеликие, всего экипажа – семь человек. Ремонтируются себе, никого не трогают. Приплывает лодка с аборигенами. Ченч? Ченч. Что нужно, спрашивают? Нашим, понятное дело, шило нужно. Спирт то есть. Без него какой ремонт? Лодка стала приплывать каждое утро. Сначала пропили все, что можно было списать на аварию и на борьбу со стихией. Потом пропили разные мелкие вещи. Потом все, что вообще можно было пропить, даже картину из кубрика, «Ленин на броневике». Оглянулись, мать честная! Начальство радиограммами забросало, комиссию прислать грозится. Что делать? И начали с горя пропивать личные вещи. И вдруг, в одно прекрасное утро, лодка с аборигенами не пришла. И на следующее не пришла, а еще через день к ним бортом швартуется военный катер. В Чили переворот. Всех арестовывают, везут в столицу и сажают на ихний стадион, в отдельный сектор для иностранцев, а там как раз девицы из ансамбля «Березка» сидели, их нелегкая в это время в Чили на гастроли занесла. Наши думают, если уж пропадать от рук хунты, так с музыкой и с девками! И неплохо так провели время. Пропасть им, конечно, не дали. Забрали их оттуда наши дипломатические представители и с почетом доставили в Москву. Встречали как героев. Я сам слышал, как они потом на собрании выступали, рассказывали про ужасы хунты. Так что правильно ты, Дракон, про катаклизмы рассудил, – закончил Фиш. – Были бы ребята пьяницами и растратчиками, и светило им по пятирику на нос, а случился исторический катаклизм и, пожалуйста, вот тебе готовые герои- антифашисты.
На обед давали ежики с рисом и с рисовым гарниром впридачу. Пошлое блюдо. Всю гастрономическую жизнь на «Эклиптике» можно было описать простой формулой. Ежики на обед – значит, макароны по- флотски на ужин. Ежики на ужин – значит, макароны по-флотски на обед. Кок Ваня Шутов, как человек, в свое время отчисленный из университета, не выносил формул и иногда норовил всучить ежики и на обед и на ужин.
Я сидел за столом вместе с матросами палубной команды.
Рафик Попян, маленький рыжий бородатый матрос, поставил перед собой тарелку, несколько раз повернул ее, потом отнял руки и любовно посмотрел на ежики. Я про себя называл Попяна Конопатчиком, читал, что у ганзейских моряков это было что-то вроде корабельного домового. Попян-Конопатчик взял в руки кусок хлеба, медленно размял его пальцами, как разминают сигарету, посыпал солью и внимательно осмотрел. «Пищу надо кушать сперва глазами, – говорил он. – Чтобы желудок хорошенько приготовился».
– Слушай, Рафик, – сказал матрос Василенко, который за это время уже успел съесть свою порцию. – А почему летучие голландцы бывают, а летучих армян нету?
– А я кто? – быстро ответил Попян. – Сначала подумай, потом спрашивай.
– Так ты, значит, нечистая сила?
– Зачем нечистая? – сказал Попян, отделив вилкой маленький кусок ежика и отправив его в рот. – Так, кое-что умею. Хочешь, фокус покажу?
Попян посмотрел на часы.
– Я сейчас скажу «раз, два, три», и в столовую войдет старший помощник. Подойдет к раздаче и скажет: «Шутов, а Шутов, почему опять ежики?», а Шутов ему скажет: «Потому что, ара, у меня на складе только мясо, рис и макароны остались». А старпом ему скажет: «Почему рыбу не готовишь, слушай? У нас в прилове каждый день что-то есть, окунь-мокунь, крабы-мабы.» А Шутов ему ответит: «Какой окунь-мокунь, ара? Что в накладных есть, то и готовлю.» Не веришь? Смотри.
Попян снова посмотрел на часы, съел еще кусок ежика и медленно отсчитал.
– Раз, два, три!В столовую вошел старший помощник капитана Кислин, полный белокожий человек в очках. Близоруко щурясь, Кислин осмотрел обедающих, пожелал всем приятного аппетита и подошел к раздаче.
– Шутов! – сказал он, беря тарелку. – Почему опять ежики?
– А вы что хотели, бланманже? – огрызнулся кок из глубины камбуза. – У меня на складе только мясо, рис и макароны.
– У нас в прилове рыба попадается. Морской окунь – отличный питательный продукт. Можно пожарить, можно запечь.
– Я обязан готовить только то, что есть в накладных, – отпарировал кок.
– Грамотные все, – раздраженно буркнул Кислин. – А почему у вас колпак несвежий? Стирать надо спецодежду, Шутов.
– Я стираю. В морской воде не отстирывается, пресной вы не даете.
– Черт-те что! – старпом брезгливо взглянул на свою тарелку. – Положи-ка еще парочку, что ли.
2
Волны прибоя зарождались у самого горизонта. Они катились медленно, ровными белыми рядами, набирая силу, будто задумали перемахнуть приближающийся берег и катиться так дальше, еще тысячу миль. В кипучей схватке с прибрежными камнями волны теряли всю свою мощь, становились маленькими, ручными, как щенки; лизнув пенным языком песок Пляжа, они игриво отбегали назад.
