– Пойдем скорее, не бойся, – тянула меня Анна.
Я и не боялся. Почти. Воспоминания о десятисантиметровых жуках были еще слишком свежими, и тогда дело было днем, а теперь ночь, темень, не видно ни зги. Только мы переступили невидимую границу леса, нас окружили звуки – стрекотание, скрежетание, выкрики, стоны.
– Это недалеко, – подбадривала Анна. – Вон ее уже видно!
Из темных зарослей торчали два толстых деревянных шеста на веревочных распорках, увенчанные плетеной люлькой. Когда мы подошли ближе, стало понятно, что это мачта тростниковой лодки, огромной, не меньше тридцати метров в длину.
Нос и корма ее были задраны высоко вверх. В средней части располагалась надстройка размером с хороший дом. Лодка стояла на стапелях, словно подготовленная к спуску на воду, правда, кругом был тропический лес.
Чтобы убедиться, что это не видение, я похлопал по гладкому тростниковому боку. Лодка была настоящей.
– А почему так далеко от воды? – спросил я.
– Не знаю, – ответила Анна, – индейцы что-то рассказывали Манкевичу, но я уже забыла...
– Красивая! – сказал я, отступая на несколько шагов назад.
Огромная тростниковая лодка в ночном лесу и вправду смотрелась завораживающе. В темноте можно было разглядеть, что надстройка раскрашена перуанским орнаментом. Даже снасти были разноцветными. От палубы и бортов к верхушке двойной мачты тянулось множество красных, желтых, черных, зеленых веревок. Такелаж был, пожалуй, слишком замысловатым.
– Она красивая, а я? – Анна сзади обхватила меня руками и зашептала на ухо. – А я – красивая?
Я меня перехватило дыхание.
– Ты – очень.
– Закрой глаза, – услышал я.
Я послушно закрыл. Сначала почувствовал у себя на губах ее дыхание, потом влажное прикосновение ее губ, едва ощутимое, потом увереннее, жарче, в голове полыхнуло, я обнял Анну за талию, впился в ее губы и почувствовал, как она влечет меня вниз.
Мы оказались на земле, я рванул ее рубашку.
– Тихо, тихо, – зашептала Анна. Она ловко расстегнула мне брюки. Мир вокруг заходил ходуном, я стал проваливаться куда-то... И вдруг Анна вскрикнула и вскочила.
– Там кто-то есть!
– Где? – я начал ошарашенно оглядываться и сразу же увидел его. В пяти метрах от нас, опершись на палку, стоял сумасшедший старик. Тот самый.
17
– Подходим. Студент, приготовься! – бросил мне Фиш.
– Всегда готов! – я быстро надел непромокаемую куртку, каску, схватил корзину и побежал к выходу.
Только я оказался на промысловой палубе, сразу заметил, что происходит что-то необычное. Тралмастер бегал вдоль борта и яростно махал руками, сигнализируя на мостик. Лицо его было перекошено от злости и досады.
– Ловушку, что ли, утопили? – спросил я у Василенко, который флегматично наблюдал за происходящим.
– Хуже, – ответил он. – Кажись, намотка.
– Как это? – такого слова мне еще слышать не доводилось.
– Наехали на порядок, трос намотали на гребной вал, – объяснил Василенко.
Только теперь я обратил внимание, что не слышно звука работающего двигателя, и «Эклиптика» стала сильнее раскачиваться – обычно при подъеме ловушек штурмана подрабатывают носом к волне, теперь же волны били прямо нам в борт.
– И что будет? – спросил я.
– А я почем знаю? – Василенко зевнул. Собеседник он тот еще, как раз для экстремальных ситуаций. Луна упадет на землю, а он будет зевать и выковыривать грязь из-под ногтей.Я посмотрел наверх, на мостик. Народу там было, как на футболе. Штурмана в полном составе, Дед, Прибылов. Особенно выделялась непривычно бледная и растерянная физиономия Трояка. Это была его вахта. Я заглянул за борт – ближе к корме из-под корпуса траулера торчала вешка с оранжевым поплавком. Больше ничего не было видно.
В рыбцеху подвахтенные, как ни в чем не бывало, продолжали укладывать улов с прошлого порядка.
Фиш бросил взгляд на мою пустую корзину.
– А где товар?
– Нету, – ответил я. – Намотка.
– Что??? – раздалось сразу несколько голосов. Все как по команде бросили работу и повернулись ко мне. Только тут до меня дошло, что произошло действительно что-то серьезное.
