направление ветра.
Ман-тай-о там не было. Канадка была одна.
Кэнайна не сомневалась, что его не подстрелил ни один из охотников-индейцев, так как тогда она бы непременно узнала об этом. Его мог подстрелить какой-нибудь белый охотник на юге, но и это было невероятно, потому что, подстрелив одного, пожалуй, подстрелили бы и вторую птицу. Нет... произошло то, чего не ожидал Рори Макдональд. Когда настала пора выбирать между любовью к подруге и любовью к морю, ман-тай-о выбрал море.
Снова взглянув на гусыню-канадку, Кэнайна почувствовала, что теперь между ними возникла новая связь. Обе они полюбили чужаков, хранивших верность родной земле. Круг замкнулся: обе вернулись к исходной точке, обе остались в одиночестве в этом болотистом краю, с которым связаны нерасторжимыми узами.
Кэнайна чувствовала себя подобно паломнику, побывавшему у оракула и получившему знамение на будущее. Есть пропасти, которых не преодолеет даже любовь. Она знала это, прощаясь прошлым летом с Рори Макдональдом, но за последние недели, встречая и провожая в Кэйп-Кри самолеты, вдруг стала надеяться, что какое-то чудо сможет изменить положение. Теперь надежды не осталось.
Назавтра в Кэйп-Кри разнеслась весть о том, что осетры двинулись вдоль берега, и Джо Биверскин, не медля, приступил к сборам в дорогу. Кэнайне теперь стало ясно — она тоже должна пойти.
Они как раз занимались погрузкой большого каноэ, в котором открывается вместе с другой семьей, когда Кэнайна услышала далекий рокот мотора. Она наблюдала за приближением самолета, злясь на себя за ту надежду и дрожь, которую испытывала теперь. Описав круг, машина с работающим вхолостую мотором пошла на снижение и села на воду Киставани. Развернулась и помчалась к берегу. Кэнайна бросилась встречать самолет. Дверца отворилась, и из самолета вышло двое - пилот и бортмеханик. Пассажиров не было.
Кэнайна медленно отвернулась и зашагала к каноэ. Развязав мешок с платьями, она вытащила оттуда черную шаль, накинула на волосы и порывисто тугим узлом стянула ее концы под самым подбородком.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Июль был сырой и жаркий. Накалив тротуары в центре Торонто, жара обдавала лица пешеходов, будто раскаленная гигантская печь. Рори Макдональд ни разу не проводил лета в Торонто и томился ужасно. В шумной конторе 'Заповедных лесов Севера' были установлены кондиционеры, но им не заменить бризов на озерах и в лесах Северного Онтарио, куда он раньше уезжал на лето. Однако Рори терзала не только жара.
Вот уже шесть недель красовалось его имя на проспектах фирмы 'Заповедные леса Севера' рядом с громким титулом: 'директор парков-заповедников и управления лесного хозяйства и дичи'. Он побывал на месте и приступил к обследованию дичи, но через два дня его отозвали в Торонто. Написал отчет об этом скоропалительном обследовании, но никто, насколько ему было известно, пока не удосужился его прочесть. По крайней мере, никто из шишек его не поминал ни разу.
Единственное, что было в этом хорошего, — это оклад.
За предоставленную им привилегию воспроизводить на коммерческих проспектах его магистерский титул (который, впрочем, не был еще даже официально подтвержден, но уж эта мелочь решительно никого не заботила) ему платили девяносто долларов в неделю.
А на деле он был всего лишь многоуважаемым мальчишкой на побегушках, который носился по пустячным поручениям тех, что, покуривая сигары, восседали за письменными столами размером с бильярдные.
Когда Рори в конце концов представилась возможность убежать от торонтской жары, повод к этому был, пожалуй, слишком щекотливый. Однажды после обеда в середине июля коммерческий директор вызвал Рори к себе в кабинет.
- Мистер Макдональд, - начал он напрямик, - вас ждет за городом важная работа.
Рори навострил уши.
— Кое-кто желает поближе присмотреться к нашему делу, - продолжал директор. - Вы знаете, что мы делали главный упор на характер будущей колонии — далекие, уединенные места... нетронутая природа и все такое... во всем своем величии. В летнем курорте это особенно привлекает. Так вот, у одной фирмы, поставляющей животных в зоопарки, мы приобрели шесть ручных оленей. Дичь, которая там водилась, - ее давно распугал шум бульдозеров, олени — африканские, но об этом решительно никому незачем знать. Денька через два-три мы выпустим их там, вот вы и будете о них заботиться.
Рори неловко заерзал на стуле.
— А что же я должен с ними делать?
— Ну, попросту следить, чтобы не удрали, вот и все. Важно, чтобы они бродили где-нибудь на виду, когда кто-нибудь из покупателей приедет осматривать будущие владения. Ваша обязанность - всего лишь вовремя выгнать оленей из укрытия, чтобы тот непременно их увидал. Только не подпускайте слишком уж близко. Нужно, чтобы никто не догадался, что животные привозные.
Рори не на шутку рассердился, от раздражения к горлу подкатил холодный комок.
— И как же я должен все это осуществлять? -спросил он.
— Откуда мне знать? — грубо отрезал коммерческий директор. — Это ваше дело. Вы наш биолог, сами и должны разбираться. — Он махнул рукой, давая понять,что разговор окончен. — Выпишите подъемные, берите билет и завтра же отправляйтесь!
Рори дрожал от ярости, покидая его кабинет.
А когда в тот вечер вернулся в пансионат, нашел еще одно письмо от Иллинойского управления охраны природы. Рори подумал, что это окончательное сообщение о гусыне-канадке, равнодушно сунул письмо в карман и поднялся к себе наверх. Там он вскрыл его.
Письмо было кратким, и он был признателен автору за эту краткость. Сперва шли извинения по поводу задержки с окончательным сообщением, а затем говорилось, что гусыня-канадка с желтой ленточкой на шее покинула заповедник близ озера Хорсшу с улетевшей на север стаей в первых числах марта.
Рори скомкал письмо и швырнул его на пол. Потом он растянулся на кровати и незрячим взором уставился в потолок. Теперь была середина июля, гусыня-канадка, должно быть, давно в одиночестве ждет на озере Кишамускек и, по всей вероятности, не может прийти в себя после исчезновения своего супруга. А он, бездушный обманщик, где же он?
'Надеюсь, этот негодяй окочурился, — подумал Рори. — В своей жизни ты натворил достаточно зла'.
Но очень возможно, что гусь еще жив. Может, теперь он вернулся на северное побережье Гренландии. Туда, где он явился на свет, к птицам своей породы. И очень может быть, завел себе среди них новую подругу, потому что, раз он покинул канадку, значит, его первый союз был не так уж прочен, чтобы удержать его от нового союза.
Но не одни лишь заботы и огорчения принес гусь Рори Макдональду. Благодаря ему понял Рори, какой ошибкой были его старания стать биологом. Не раз за зиму и весну сомневался Он в правильности решения, но неизменно приходил в конце к выводу, что должен бросить биологию.
И теперь перед ним вновь стоял этот вопрос. В карьере, которую он избрал вместо чистой науки, он опустился до позорной точки, когда от него требуют стать чем-то вроде сторожа при зверинце и устраивать представления для болванов с толстыми бумажниками. Лицо Рори исказилось, он содрогнулся. Можно ли пасть ниже, да еще и сохранить остатки самоуважения? Самоуважения... Какого черта! Последние, жалкие крохи уважения к себе он потерял еще год назад, когда каноэ семейства Биверскинов поднималось вверх по Киставани, а он стоял и глядел на это, трус и лицемер, он позволил Кэнайне уйти.
