должна говорить ему об этом.
«Ну, — хотелось мне сказать, — есть среди нас те, кто создает все вокруг, ведь видимые и невидимые вещи осыпаются. Мы словно каменщики Вавилона, вечно в трудах, как сказано у Иеремии, подпираем стены града».
Разумеется, я сказала не это.
— Не знаю.
— Как я могу повлиять на тебя… — начал он, одновременно разворачивая бумажку и бросая на нее взгляд. — Где ты это взяла?
— В туфле Филлис Уиверн, — ответила я, помня, что не надо привлекать внимание к тому, что на самом деле это ботинок. — На правой ноге. Должно быть, вы просмотрели это.
Я понимала его дилемму: вряд ли он мог сказать своим людям — или начальству, — что он сам это нашел.
— Есть соединяющая дверь, — любезно объяснила я. — Я знала, что вы уже сделали фотографии и тому подобное, так что я просто проскользнула внутрь быстро осмотреться.
— Ты трогала что-нибудь еще?
— Нет, — сказала я, стоя перед ним с грязным платком, скомканным в ладони.
Сработало! Хвала вам обоим!
Позже я вознесу жертвоприношение в лаборатории — маленькую пирамидку из дихромата аммиака, возможно, водопад веселых искорок…
— Ты уверена? — спрашивал инспектор.
— Ну, — сказала я, понижая голос и осматривая коридор в обоих направлениях, чтобы убедиться, что нас не подслушивают, — я, правда, заглянула в ее сумочку. Вы нашли водительские права на имя Филлиды Лампман, конечно же?
Мне показалось, что инспектор сейчас снесет яйцо.
— Это все, — отрезал он и ушел.
17
— Мне нужен твой личный совет, — сказала я Даффи.
Это тактика, которая никогда не подводит.
Как всегда, она свернулась в библиотечном кресле, словно креветка, погруженная в своего Диккенса.
— Предположим, тебе нужно найти сведения о ком-то, — продолжила я. — С чего ты начнешь?
— С Сомерсет-хауса, — ответила она.
Моя сестрица острила. Я знала, как и все в королевстве, что Сомерсет-хаус в Лондоне — это место, где хранятся записи о всех рождениях, смертях и свадьбах, а также документы, завещания и прочие общественные документы. Отец однажды с мрачным видом указал нам на него из окна кэба.
— Кроме него, имею в виду.
— Я бы наняла детектива, — кисло сказала Даффи. — Теперь, пожалуйста, уходи. Ты разве не видишь, что я занята?
— Пожалуйста, Даффи. Это важно.
Она продолжала игнорировать меня.
— Я отдам тебе половину того, что у меня на сберегательной книжке.
Я вовсе не собиралась этого делать, но попытаться следовало. Для Даффи деньги означали книги, и, хотя в Букшоу имелось больше книг, чем в бесплатной библиотеке Бишоп-Лейси, для моей сестры этого недостаточно.
«Книги — словно кислород для ныряльщика, — однажды сказала она. — Отнимите их, и можно начинать считать пузырьки».
По тому, как дернулся уголок ее рта, я поняла, что она заинтересовалась моим предложением.
— Ладно, две трети, — сказала я.
С плохими намерениями ставки поднимать легко.
— Если это кто-то, — ответила она, не поднимая взгляда от книги, — то в «Книге пэров» Бурка.
— А если нет? Если это просто известный человек?
— В «Кто есть кто», — сказала она, ткнув пальцем в сторону книжной полки. — С тебя три фунта десять шиллингов и шесть пенсов, будь добра. Как только дороги расчистятся, я лично отведу тебя на почту и прослежу, чтобы ты не нарушила обещания.
— Спасибо, Даффи, — поблагодарила я. — Ты чудо.
Но было слишком поздно. Она уже начала погружаться в глубины Диккенса.
Я неспешно двинулась к книжным полкам. «Кто есть кто» о чем-то мне напомнило. Хотя я никогда не открывала ни один из его пухлых красных томиков, их даты, простирающиеся в прошлый век, были частью библиотечного пейзажа Букшоу.
Но как только я приблизилась, мое сердце упало. Широкая дыра в правой части второй полки показывала, что часть книг отсутствует.
— Куда подевались 1930-е и 1940-е годы? — спросила я.
Ответом было молчание.
— Ну же, Даффи. Это важно.
— Насколько важно? — поинтересовалась она, не поднимая глаз.
— Все, — сказала я.
— Что все?
— Мои сбережения на книжке.
(Обратите внимание на замечание насчет плохих намерений.)
— Обещаешь?
— Клянусь жизнью!
Я старательно перекрестилась и всей душой взмолилась о том, чтобы прожить так же долго, как старый Том Парр, чью могилу мы однажды видели в Вестминстерском аббатстве и который прожил до почтенных ста пятидесяти двух лет.
Даффи сделала вялый жест.
— Под «честерфильдом», — сказала она.
Я встала на колени и залезла под цветочные оборки.
Ага! Когда я вынула руку, она сжимала издание «Кто есть кто» 1946 года.
Я отнесла книгу в угол и открыла ее на коленях.
Буква «Л» начиналась только почти через шестьсот страниц, в середине тома:
Я быстро расшифровала систему аббревиатур: р. — значит родился, ж. — женился, с. и д. — соответственно, сын и дочь.
Там было много больше. Много информации об образовании Лоренцо Лампмана (Бишоп-Лод), его военной службе (королевские уэльсские стрелки), клубах («Будлс», «Каррингтонс», «Гаррик», «Уайтс», «Ксенофоб») и его наградах (Крест за выдающиеся заслуги, Воинская медаль). Он опубликовал мемуары «С поклоном и ружьем в Калахари» и умер, утонув вместе с «Титаником» в 1912 году, ровно через год после рождения сына Вольдемара Энтона.
Юный Вольдемар мог быть только Вэлом Лампманом, что означало, что этому коротышке, несмотря на
