– Поэтому, – подытожил Тони, начисляя щедрой рукой себе, – раз уж мы с этим жмуриком тут застряли, можно хоть поглядеть на него.
– Поглядеть?
– Ну, поглядеть.
– А очко не взыграет? – осведомился Билл.
– Фиг знает.
– Ссышь?
– Ну. Меня к такому не готовили, – сказал Тони.
– Хорошо. Ты тянешь простыню, – решил Билл, – только сперва мне налей.
Наливай, а потом тяни.
– Ладно, – согласился Тони.
Наполнил стакан Билла. Подошел к кровати.
– Ну, всё, – сказал Тони, – по-ЕХАЛИ!
И содрал с тела простыню через голову. Глаз он не открывал.
– Боже ПРАВЕДНЫЙ! – произнес Билл. – Это же баба! Молодая!
Тони открыл глаза.
– Ага. Была молодой. Господи, ты посмотри на эти волосы, светлые, аж задницу прикрывают. Но УМЕРЛА! Кошмарно и окончательно умерла, навсегда. Вот невезуха! Я такого не понимаю.
– Как ты думаешь, ей сколько было?
– Да не похожа она на мертвую, – сказал Билл.
– Тем не менее.
– Посмотри только, какие сиськи! Какие ляжки! Какая пизда! Во пизда:
по-прежнему как живая!
– Ага, – сказал Тони. – Про пизду знаешь, как говорят: первой появляется, последней уходит.
Тони подошел к пизде, потрогал. Приподнял одну грудь, поцеловал эту чертову дохлятину.
– Так грустно, все так грустно – живем всю жизнь, как идиоты, а в самом конце подыхаем.
– Трупы нельзя трогать, – сказал Билл.
– Она прекрасна, – ответил Тони, – даже мертвая, она прекрасна.
– Ага, только если б она живой была, то на такую шантрапу, как ты, во второй раз бы и не взглянула. Сам же знаешь, разве нет?
– Еще бы! В этом-то все и дело! Теперь она ОТКАЗАТЬ не сможет!
– Ты это о чем, к ебеней фене?
– О том, – ответил Тони, – что хуй у меня твердый. ОЧЕНЬ ТВЕРДЫЙ!
Тони сходил и налил себе из банки. Выпил.
Потом подошел к кровати, стал целовать ей груди, запускать в ее волосы пальцы и, в конце концов, впился ей губами в мертвый рот. Поцелуй живого и мертвой. А потом взгромоздился на нее.
Это было ХОРОШО. Тони рвал и метал. Ни разу в жизни такой хорошей ебли у него не было! Он кончил. Скатился, вытерся простыней.
Билл наблюдал за всем процессом, то и дело поднося ко рту галлон мускателя под тусклой лампочкой.
– Господи, Билл, это было прекрасно, прекрасно!
– Да ты совсем рехнулся! Ты только что выебал покойницу!
– А ты всю жизнь покойниц ебал – дохлых теток с дохлой душой и дохлой пиздой, – только не знал этого! Прости, Билл, но ебаться с нею было прекрасно. Мне нисколько не стыдно.
– Она настолько хороша?
– Ты никогда в это не поверишь.
Тони сходил в ванную и поссал.
Когда он вернулся, Билл уже сидел на теле верхом. Продвигался он успешно. Даже постанывал и немного рычал. Затем нагнулся, поцеловал этот мертвый рот и кончил.
Потом скатился, схватил край простыни, вытерся.
– Ты прав. Лучше никогда в жизни не ебался!
Потом они оба сидели на стульях и смотрели на нее.
– А интересно, как ее звали? – спросил Тони. – Я влюбился.
Билл засмеялся.
– Вот теперь я знаю, что ты назюзюкался! И в живую-то бабу только придурок конченый влюбится, а ты на мертвой залип.
– Ну, залип, и что с того? – сказал Тони.
– Залип так залип, – сказал Билл. – Теперь-то что будем делать?
– Выкинем ее отсюда к чертовой матери! – ответил Тони.
– Как?
– Так же, как и затащили: по лестнице.
– Потом?
– Потом – в твою машину. Отвезем ее на Пляж Венеция и скинем в море.
– Вода холодная.
– Она ее почувствует не больше, чем твой хуй у себя внутри.
– А твой? – спросил Билл.
– Его она тоже не почувствовала, – ответил Тони.
Вот она – дважды выебанная, мертво разлатанная на простынях.
– Шевели мослами, крошка! – заорал Тони.
Он схватил ее за ноги и помедлил. Билл схватил за голову. Когда они выбежали из комнаты, дверь осталась открытой. Тони пинком захлопнул ее, как только они оказались на площадке; простыня больше не обматывала тело, а, скорее, просто телепалась на нем. Как мокрая вихотка на кухонном кране. И снова много билась она головой, бедрами и обширной задницей о стены и лестничные перила.
Они зашвырнули ее на заднее сиденье к Биллу.
– Постой, постой, малыш! – завопил Тони.
– Чего еще?
– Пузырь забыли, ишак!
– О, ну еще бы.
Билл остался сидеть и ждать с мертвой пиздой на заднем сиденье.
Тони был человеком слова. Вскоре он выбежал с банкой муски.
Они выехали на шоссе, передавая банку друг другу и отпивая из нее хорошими глотками. Стояла теплая и красивая ночь, луна, разумеется, была полной. Только не совсем ночь. Часы уже показывали 4:15 утра. Все равно хорошее время.
Они остановили машину. Еще глотнули доброго мускателя, вытянули тело и поволокли его долгим- долгим, песчаным-песчаным пляжем к морю. Потом добрались, наконец, до той его части, где песок то и дело заливало прибоем, где в песке, мокром, пористом, было полно песчаных крабиков и их норок. Там они опустили труп и приложились к банке. Время от времени избыточная волна обдавала всех троих:
Билли, Тони и мертвую Пизду.
Биллу пришлось подняться с песка, чтобы отлить, а поскольку его учили манерам девятнадцатого века, отлить он отошел на несколько шагов по пляжу. Когда друг удалился, Тони стянул простыню и посмотрел на мертвое лицо сплетении и колыхании водорослей, в соленом утреннем воздухе. Тони смотрел на это лицо, а Билл ссал у берега. Милое доброе лицо, носик чуть остренький, но очень хороший рот, и тут, когда тело ее уже начало застывать, он склонился к ней, очень нежно поцеловал ее в губы и сказал:
– Я люблю тебя, сука мертвая.
И накрыл тело простыней.
Билл стряхнул последние капли, вернулся.
– Мне еще выпить нужно.
– Давай. Я тоже глотну.
Тони сказал:
