Линкольн взял бутылку, отхлебнул прямо из горла. Долгим таким глотком. Потом передал ее Эндрю:
– Допивай.
Только Эндрю опустошил ее, как вернулся Рамон с большим блюдом чищенные и фаршированные оливки; сыр, салями, пастрама, крекеры из белой муки, зеленый лучок, ветчина и яйца со специями.
– О, вино! Вы закончили бутылку! Прекрасно!
Рамон вышел, вернулся с двумя запотевшими. Откупорил обе.
Мальчики накинулись на еду. Много времени это не отняло. Тарелка была чиста.
Затем приступили к вину.
– Вы знали Богарта?
– Ах, так, немножко.
– А как насчет Гарбо?
– Ну разумеется, не будьте глупенькими.
– А как насчет Гейбла?
– Шапочное знакомство.
– Кэгни?
– Кэгни я не знал. Видите ли, большинство тех, кого вы назвали, – из разных эпох. Иногда я убежден, что некоторым из более поздних Звезд в самом деле очень не нравится, что я заработал большую часть моих денег еще до того, как в гонорары стали так глубоко вгрызаться налоги. Но они забывают, что в смысле заработка я никогда не получал их раздутых гонораров. Которые они теперь учатся защищать при помощи своих экспертов по налогам – те показывают им, как эти налоги обойти, реинвестициями и прочим. В любом случае, на приемах и так далее разные эмоции вспыхивают. Они думают, что я богат; я думаю, что богаты они. Нас всех слишком волнуют деньги, слава и власть. У меня же осталось лишь на то, чтобы удобно жить, пока не умру.
– Мы о тебе много читали, Рамон, – сказал Линкольн. – Один журналист, нет, два журналиста утверждают, что ты всегда держишь наличкой 5 штук в доме. Как бы на карманные расходы. И по- настоящему ни банкам, ни всей банковской системе не доверяешь.
– Не знаю, с чего вы это взяли. Это неправда.
– ЭКРАН, – ответил Линкольн, – сентябрьский номер за 1968; ЗВЕЗДЫ ГОЛЛИВУДА, СТАРЫЕ И НОВЫЕ, январский номер, 1969. У нас эти журналы в машине сейчас.
– Это неправда. Единственные деньги, что я держу в доме, – у меня в бумажнике, и это всё. 20-30 долларов.
– Давай поглядим.
– Пожалуйста.
Рамон извлек бумажник. Там лежала одна двадцатка и три бумажки по доллару.
Линкольн выхватил его:
– Я забираю!
– Что с вами такое, Линкольн? Если вам нужны деньги, берите. Только бумажник отдайте. Там внутри мои вещи – права, всякие необходимые мелочи.
– Пошел на хуй!
– Что?
– Я сказал “ПОШЕЛ НА ХУЙ”!
– Послушайте, я вынужден попросить вас, мальчики, покинуть этот дом. Вы становитесь буйными!
– Вино есть еще?
– Да, да, есть и еще! Можете все забирать – десять или двенадцать бутылок лучших французских вин. Пожалуйста, забирайте и уходите! Умоляю вас!
– За свои 5 штук ссышь?
– Я искренне вам говорю: здесь нет никаких спрятанных пяти тысяч. Говорю вам искренне от самого сердца – здесь нет никаких 5 тысяч!
– Ах ты хуесос лживый!
– Почему обязательно так грубить?
– Хуесос! ХУЕСОС!
– Я предложил вам свое гостеприимство, свою доброту. А вы звереете и становитесь очень недобрыми.
– Это что – жрачка, что ты нам на тарелке вынес? И ты это называешь едой?
– Чем она вас не устроила?
– ЭТО ЕДА ПЕДИКОВ!
– Я не понимаю?
– Маленькие маринованные оливки… яйца фаршированные. Мужчины такую срань не едят!
– Но вы же съели.
– Так ты еще пререкаться, ХУЕСОС?
Линкольн вскочил с оттоманки, шагнул к Рамону в кресле, съездил ему по лицу, жестко, всей ладонью. 3 раза. У Линкольна были большие руки.
Рамон уронил голову, заплакал.
– Простите. Я только пытался сделать все, что могу.
Линкольн взглянул на брата:
– Видишь? Ебаный хлюздя! РЕВЕТ КАК МАЛЕНЬКИЙ! НУ, Я ЕМУ СЕЙЧАС ПОРЕВУ! Я ЕМУ СЕЙЧАС ТАК ПОРЕВУ, ЕСЛИ ОН 5 ШТУК СВОИ НЕ ВЫХАРКАЕТ!
Линкольн взял бутылку, крепко к ней приложился.
– Пей, – сказал он Эндрю. – Нам еще работа предстоит.
Эндрю тоже крепко приложился к своей бутылке.
Затем, пока Рамон плакал, они оба сидели и пили вино, поглядывая друг на друга и размышляя.
– Знаешь, что я сделаю? – спросил Линкольн у брата.
– Что?
– Я заставлю его у меня отсосать!
– Зачем?
– Зачем? Да просто смеху ради, вот зачем!
Линкольн отхлебнул еще, подошел к Рамону, поднял за подбородок его голову:
– Эй, уёбище…
– Что? О пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!
– Ты у меня хуй сосать будешь, ХУЕСОС!
– О нет, прошу вас!
– Мы знаем, что ты гомик! Готовься, уёбок!
– НЕТ! ПРОШУ ВАС! ПРОШУ!
Линкольн пробежался пальцами по своей ширинке.
– ОТКРЫВАЙ РОТ!
– О нет, пожалуйста!
На этот раз Линкольн ударил Рамона сжатым кулаком.
– Я люблю тебя, Рамон: Соси!
Рамон открыл рот. Линкольн всунул кончик своего члена ему между губ.
– Укусишь меня, уёбище, – и я тебя УБЬЮ!
Рамон, плача, начал сосать.
Линкольн шлепнул его по лбу.
– ЖИВЕЙ давай! Больше жизни!
Рамон задвигал челюстями быстрее, пустил в ход язык. Затем, чувствуя, что сейчас кончит, Линкольн схватил Рамона за волосы на затылке и вогнал его до самого основания. Рамон подавился, задохнулся. Линкольн оставил его во рту, пока он не опустел.
– Так! Теперь отсоси у моего брата!
