Купина неопалимая

остается разница между отдельными людьми, как и народами. «Бог нелицеприятен, но во всяком на­роде боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. 10,34-5), иначе говоря, остается место для подвига и свобо­ды. Но это сейчас не лежит на пути нашего рассмотрения.

Подведем итоги сказанному. В падшем человеке первородный грех проявляет свою силу, как немощь естества, связанная с повре­ждением всего мира в человеке и страданием всей стенающей тва­ри, болезненность и смертность, и как греховность, сила греха, сковывающая, парализующая человеческую свободу, плененность и служение «князю мира сего». Первая, немощь, как общий удел всего мира и человека не доступна преодолению индивидуальной человеческой силой и есть в этом смысле постоянная величина. Она побеждается только силой Христова вочеловечения, боговоплощения славного Его воскресения. И даже самые изъятия из это­го

67

общего закона, освобождение от немощи смертного естества, как случаи взятия живыми на небо Еноха и пророка Илии, лишь его подтверждают. Ибо он не преодолевается здесь, а только отме­няется нарочитым действием всемогущества Божия, и притом, как надо думать, лишь до времени, не окончательно: по верованию Церкви, оба они явятся в мире перед вторым пришествием, чтобы вкусить смерть по общему уделу (Откр. 2,3-12). Вторая же сила гре­ховности есть переменная величина, она может быть меньше или больше, то сгущаясь до предпотопного растления и мерзости со­домской, то просветляясь до праведности друга Божия Моисея и чистоты Иоанна Предтечи, и здесь чрезвычайная благодать Божия восполняет оскудевающая и врачует немощная, возводит человека в выше-естественное состояние, действительно приближая его к justitia originalis(однако кроме вины первородного греха, грехопадения в самом рождении и при рож­дении, в выше разъясненном смысле). Является вопрос: до какого предела, при вспомоществующей благодати Божией, может быть доведено это ослабление силы личной греховности в человеке и может ли вообще быть указан этот предел? Он может быть указан только снизу: первородный грех, как немощь естества, не победим и не устраним никакой человеческойсвятостью. И это же сохра­няет полную силу и относительно Девы Марии, насколько Она есть в полноте и воистину человек, а только в силу этого Она и мог­ла послужить истинному и неложному воче-

68

ловечению Христа. На­сколько же грех чрез паралич человеческой свободы порождаетличную греховность, эта последняя может быть ослаблена до ми­нимума и даже низведена к состоянию полной потенциальности: posse non рессаrе (хотя до искупления и до крещения не может быть достигнуто состояние non posse рес­саrе). Разумеется, такое предельное достижение немыслимо для падшего человека без помощи благо­дати Божией, однако лишь вспомоществующей свободе, но ее не насилующей. Иначе говоря, при сохранении в силе первородного греха как немощи, благодатью Божией может быть осуществлена личная свобода от грехов или личная безгрешность. К таковой лич­ной безгрешности, согласно твердому и ясному сознанию Церкви, уже приближается Иоанн Предтеча.Таковою безгрешностью обла­дает Пресв. Дева Мария, Пречистая и Пренепорочная. Только силою этой безгрешности Она и могла рещи: се раба Господня — всей Своей волей, всем нераздельным Своим существом, рещи так, что в ответ на это полное самоотдание Богу было нисхождение Духа Святого и бессемейное зачатие Господа Иисуса Христа. Малейший грех в прошлом или настоящем нарушил бы цельность этого самоотдания и силу этого речения. Решающее для всего человеческого рода и всего мира слово это было речением не данного только мгновения, но шло из глубины непорочного существа Марии, оно было делом и итогом Ее жизни. Недопустимость личного греха у Девы Марии при этом становится аксиоматически достоверной, если только мы уразу-

69

меем, какой ответ требовался здесь от Марии. То не было частное согласие воли на частное действие, относя­щееся лишь к данному моменту жизни, нет, это было самоопреде­ление всего Ее существа. Дева Мария часто называется новой Евой. Как и всякое сравнение, и это имеет силу лишь в определенных границах, при соблюдении tertium comparationis. Но им именно и является личная безгрешность Евы (до грехопадения) и Девы Марии, во всех же остальных отноше­ниях ветхая и новая Ева между собою различаются. В частности, первозданная Ева не знала тяготы первородного греха, которую не­сет на Себе Дева Мария. Поэтому и личная безгрешность Евы ос­тавалась еще неиспытанной, неоправданной, даровой; напротив, свобода от личного греха Девы Марии явилась не только Ее лич­ным подвигом, но и подвигом всей Ветхозаветной Церкви, всех праотцев и богоотцев, это есть вершина восхождения всего чело­ веческого рода, райский крин, расцветший на человеческом древе. Т. о. природно Ева имеет преимущество положения, в смысле сво­боды от первородного греха; личная же ее праведность решитель­ но отступает пред личной непорочностью Приснодевы, победившей в Себе греховность. Остается, однако, недоуменный вопрос: возможно ли допустить такую личную безгрешность, понимаемую не в смысле преодоления греховности природы, а только ее проявления — личных грехов, так сказать, не субстанци­ альную, но функциональную, при наличности порчи человеческой природы первородным грехом? Не свидетельствует ли здесь против

70

этого мнения ап. Павел (Рим. 7,15-25), говорящий о живу­щем в нас грехе, побуждающем делать злое даже вопреки воле? Од­нако и это свидетельство не может быть использовано против личной безгрешности Девы Марии, хотя бы по одному тому, что оно для данного случая доказывает слишком много, а потому и ни­чего не доказывает. В самом деле, разве применимы к Пресв. Деве эти слова: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (7,15,19)? Если кто дерзнет коснуться Божьего Кивота этими сло­вами, пусть отдает полный отчет в своем дерзновении и укажет, где, когда и в чем Пречистая совершила злое, что Сама ненавиде­ла? Достаточно только поставить этот вопрос, чтобы его ужаснуть­ся. Как бы ни был велик, свят и дивен ап. Павел, но то, что он говорил здесь о себе в праведном самобичевании своем, а в своем лице и о всем греховном человеческом роде, не может быть приме­нимо к Пренепорочной. Здесь, кроме личной святости, связанной с наследственно накоплявшейся святостью праотцев и богоотцев, надо дать полную силу Ее единственной и исключительной облагодатствованности. Хотя и неправильна мысль католического до­гмата о свободе Богоматери от первородного греха в силу особого акта благодати Божией, но будет совершенно правильно принять здесь действие благодати Божией, в совершенно исключительной степени, единственной и непревосходимой для человека. Ведь ес­ли пр. Иеремия, а затем и Предтеча Иоанн были освящены Духом Св. еще в утробе матери

71

своей, разве осталось это без последствия во всей жизни их, и разве не облегчена была через это борьба с си­лою греха? А в отношении к Благодатной, которая была облагодатствована уже при самом зачатии Своем, как и при рождении, разве не действовала все время охраняющая, предваряющая и ос­ вящающая благодать Св. Духа, чтобы обессилить «иной закон, действующий в членах» и увенчать полной победой Ее подвиг, Ее борение? Само собой разумеется, что эта личная безгрешность и не осуществима только человеческими силами без благодати Бо­жией. Однако и эта последняя осуществляет ее не механически, но при участии, усилиями, подвигом самого человека, и во грехе сохранившего софийность своего существа, и благородство сво­его происхождения, и высокое свое предназначение. В этом и только в этом смысле можно и должно говорить, что Пречистая особою благодатью Божиею была охранена от всякого греха, при­том совершаемого не только делом, но и помышлением: никакое греховное приражение, никакая греховная похоть, по благодати Божией, восполняющей Ее собственный подвиг, не коснулись Ее